Куколка - Ирина Леонидовна Воробей Страница 12

нетронутым. Сразу было видно, что он пользуется кухней мало. На столешнице из искусственного камня в ряд вдоль фартука стояли бутылки с различными этикетками и наименованиями алкогольных напитков, что сразу выдавало его род деятельности. Больше ничего примечательного в обстановке кухни не было. Обычный кухонный уголок, табуреты, крупная и мелкая бытовая техника – все, как у всех. На холодильнике была всего лишь пара магнитиков и то рекламных, а не тех, что привозят друзья из своих отпусков. Не было никаких семейных фотографий, что для Татьяны было удивительно, так как отец любил вывешивать их совместные фотографии в путешествиях или на каких-либо мероприятиях. Специально для этих памятных событий отец купил пробковую доску на кухню. Эта же квартира хранила в себе только пыль и никаких следов семейной жизни. Из декора на стене висело только плоское блюдо для главного яства праздничного стола, наподобие заливной рыбы, или пышного торта. Это было стандартное блюдо, белое, с цветочным рисунком в центре и тонкими узорами на ободке. Интересным было только то, что оно было склеено из разбитых осколков. Уродливые линии пронизали его, как шрамы, что остаются на теле на вечную память. Татьяне было любопытно, почему ему давно никто не желал приятного аппетита и где его родители.

– Давно ты один живешь? – как можно деликатнее спросила она.

– Почти год. Как девушка меня бросила.

Он не поднимал глаз, фокусируясь на каше. Татьяна решила не продолжать тему. Она рассчитывала побольше узнать о его семье, а не о девушке, но сделала вывод, что родители не живут здесь еще дольше.

– Что будешь делать? – спросил он после минутной паузы.

– Не знаю, – протянула она, вздохнув и уставившись в магнит на холодильнике, рекламирующий доставку пиццы. – Надо что-то придумать в свое оправдание и снова позвонить отцу.

– Почему просто не сказать правду? – спросил он с искренним недоумением.

– Ты что?! Отец никогда мне такое не простит. Он меня и так не простит. А так вообще убьет.

– Он что деспот?

– Нет, конечно, – с чувством ответила Татьяна. – Просто он меня очень любит. И переживает. И он в меня очень верил, все для меня делал, а я…

– Да, ты рассказывала вчера, – кивнул парень.

Девушка вытаращила на него свои миндалевидные глаза, отчего они стали казаться круглыми.

– Не помнишь? – усмехнулся он. – Ты напилась и разрыдалась. И рассказала все про экзамен, про отца, про преподавателя и про Муравьеву. Про то, какая ты неудачница, про то, что у тебя, считай, не было жизни…

– Не продолжай, – перебила Татьяна, покраснев.

От волнения она начала поглощать кашу с еще большим аппетитом и еще большими порциями, будто хотела заесть свой стыд, будто он плавал как раз на дне желудка и его надо было замуровать в чем-то тяжелом, наподобие каши с яблоком, без возможности выбраться. Но, как оказалось, это не помогло. Татьяна уже доела кашу и начала запивать ее кофе с молоком. Кофе оказался на вкус горьковато-пряным, кажется, разбавленным корицей и кардамоном. И это было вкусно. Он был ровно такой крепости, которая нужна была Татьяне, чтобы взбодриться от похмелья. Она впервые задумалась о времени и посмотрела на классические круглые часы, что висели над дверью в кухню. Они показывали половину первого.

– Я просто хотел сказать, что, возможно, какие-то вещи ты принимаешь серьезнее, чем нужно, – начал Вадим, вглядываясь в Татьянино лицо. – Твой отец – не истина в последней инстанции, как и преподаватель или Муравьева. Даже если он так в тебя верил, ты ему ничего не должна. Он сам вкладывал в тебя свою веру, без гарантий и процентов. Уверен, он и сам это понимает. Ты делаешь так, как можешь. Ты ведь, итак, изо всех сил старалась. А там уж как получилось. Может, балет, действительно, не твое. И еще не поздно над этим задуматься.

Татьяна молча продолжала пить кофе, хмуря тонкие брови. Бармен посмотрел на нее с вниманием, возможно, ожидая реакции, но за его утешающей речью ничего не последовало.

– Пока не решишь, что делать, можешь оставаться здесь, – спустя какое-то время сказал он. – У меня сегодня как раз выходной.

– Спасибо, – тихо ответила Татьяна, улыбнувшись.

Завтрак они докончили молча. Парень, попивая кофе, читал новостную ленту в телефоне, а Татьяна глядела в окно. За ним была чудесная погода. Как будто от недельных ливней не осталось и следа. Небо расцвело во всей своей синеве. Только где-то на горизонте остались плавать остатки вчерашних грозных туч, отливая фиолетовым. Деревья, пробудившиеся от долгой зимы, уже цветущие и зеленеющие, шуршали ветками друг о друга. Высыхающие дороги поблескивали серебром на солнечном свету. Окна отражали в себе зенитное солнце, приносящее в город лето. На улице начиналась новая жизнь. Все готовилось цвести и пахнуть.

При такой погоде грех было страдать и плакать. Надо было двигаться дальше. Татьяна желала бы только знать, в каком направлении. Сейчас ей даже домой путь был закрыт. К ее счастью, вчерашний бармен, абсолютно незнакомый ей человек, оказался внезапно добрым и даже порядочным. Татьяна редко встречала такое бескорыстное отношение. Отец ее всегда учил, что все мужики козлы, что им нужно только одно, поэтому нужно ими пренебрегать, манипулировать и получать от них только необходимое, включая секс. Татьяна и до сих пор в это верила, ведь у нее не было никакого опыта близких отношений с противоположным полом. Но вот первый ее опыт ночевки вне дома, наедине в квартире с незнакомым парнем, по крайней мере пока, проходит хорошо. Она чувствует себя здесь в безопасности, как минимум не чувствует от него угрозы. Он даже не смотрит на нее сейчас, а с интересом читает какую-то новость, медленно допивая кофе. Он ее накормил, он позволил ей здесь остаться, и не попросил ничего взамен. Он не похож на козла. Хотя его почему-то бросила девушка. Девушки, наверное, просто так не бросают. Значит, он тоже чем-то плох. Татьяна внимательнее присмотрелась к нему. Он показался ей еще красивее, чем был вчера. Парень был спортивен и здоров. Кожа у него была гладкой и бледной, а губы четко очерчены линией, не толстые и не тонкие, а именно такие, какие могли бы прописать в стандарте мужской внешности, если бы такой был. Вел он себя самым обычным образом. Даже умел готовить. Каша показалась Татьяне вкуснее всех яств на свете, но, скорее, ее критичность в этом плане была притуплена диким голодом, ибо она не ела ничего со вчерашнего обеда.

Мысли ее прервал яркий экран смартфона, неожиданно оказавшийся перед глазами. На нем высвечивалась