Операция "Аист". Ищу Маму! - Елена Верная Страница 11

– Что будем делать? – тихо спросила я, понимая, что ответа на этот вопрос у нас нет. – К твоим родителям тоже нужно ехать?

Марк кивнул, на его лице читалась полная безысходность.

– Да, им тоже нужно будет что-то объяснять. Боюсь, отделаться простой ложью уже не получится. Слухи разлетелись слишком далеко. Нужно говорить правду.

– Нет, нет, нет, нет, – я со страхом покачала головой, чувствуя, как внутри поднимается волна паники. – Если не хочешь моей смерти, то не говори правду.

Видимо у него в голове мелькнула мысль. Безумная, отчаянная, но, возможно, единственная, способная хоть как-то отсрочить неминуемый крах. Так я подумала, увидев его просветленный взгляд.

– Слушай, а что, если… – начал он неуверенно, – Что если мы временно… сыграем в семью и перед родителями ? Только на время, пока контракт не будет подписан. Мы можем убедить наших родителей, что между нами действительно что-то есть, и что мы просто хотели сохранить это в тайне.

Я смотрела на него, словно на сумасшедшего, не веря своим ушам.

– Ты серьезно? Играть в семью? Это же полный бред! – воскликнула я, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. – И что, ты думаешь, они поверят? Да они нас насквозь видят!

– А у нас есть выбор? – возразил мужчина, и в его голосе послышалась отчаянная нотка. – Что мы теряем? Если мы просто скажем правду, все рухнет. А так у нас хотя бы есть шанс выиграть время. Мы сможем убедить арабов в нашей благонадежности, подписать контракт, а потом… потом уже будем разбираться с нашими родителями. Ну, и с тем, как вернуть все на свои места.

– А откуда взялся Родион? – все бы ничего, но ребенок – это уже перебор.

– Ну твоим скажем, что это мой сын, а моим, что твой, – и Баринов с надеждой посмотрел на меня. – Прошу тебя, соглашайся.

Я смотрела на Марка и понимала, что он прав. Вариантов у нас действительно немного. Сказать правду – значит обречь себя на гнев родителей, сорвать контракт и, возможно, вообще лишиться работы. А сыграть в семью… это безумно, рискованно, но может сработать. Хотя бы на время.

– Ладно, – выдохнула я, чувствуя, как внутри что-то ломается. – Давай попробуем. Но учти, это все твоя идея. И если все пойдет наперекосяк, винить будешь только себя.

Марк облегченно вздохнул, и в его глазах мелькнула надежда. – Договорились. Сейчас главное – убедить родителей. Нужно продумать каждую деталь, придумать правдоподобную историю нашей "любви", распределить роли… И самое главное – договориться с Родионом.

Времени оставалось катастрофически мало. Мы быстро набросали план, распределили обязанности и помчались каждый к своим родителям, готовые разыграть самый сложный спектакль в нашей жизни. В голове пульсировала только одна мысль: "Главное – не провалиться". Ведь на кону стояло слишком много. И будущее, которое казалось таким светлым, теперь висело на волоске.

Глава 6.

В квартиру я входила, словно на цыпочках, замирая от каждого скрипа половиц. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица, готовое вырваться на свободу. Мне снова пятнадцать, и вместо того, чтобы прийти домой в десять, я явилась в гулянки в полночь. Только ставки гораздо выше, чем испорченный вечер и родительская нотация.

У нас не хоромы, где можно было бы затеряться, надеясь, что родители не услышат предательский звук открывающейся двери. Они ждали меня на кухне, как жюри на смертном приговоре. И хотя ремень на стол не выложили, как в старые добрые времена, я чувствовала, что сегодня меня будут пороть взглядом, словом, каждым жестом.

Мама сидела за столом, скрестив руки на груди так плотно, словно сковывала себя, чтобы не сорваться на крик. Ее глаза – обычно теплые и ласковые – сейчас напоминали два осколка льда, прожигающие меня насквозь. Папа стоял у окна, отвернувшись от меня, и хмуро смотрел вдаль, в непроглядную темноту за стеклом. Словно там, среди серых многоэтажек, он искал ответ на вопрос, почему его дочь так бессовестно лжет. В воздухе висело густое, осязаемое напряжение, которое можно было резать ножом, и оно давило на меня, словно плита.

– Ну и что ты нам расскажешь, Софья? – тихо спросила мама, стараясь сохранить олимпийское спокойствие. Но я слышала, как дрожит ее голос, и понимала: это затишье перед ураганом.

Я села напротив нее, как школьница перед строгим экзаменатором, и опустила глаза, не в силах выдержать ее испепеляющий взгляд. В голове крутились обрывки нашей с Марком "легенды", но все они казались до смешного глупыми, наигранными, как дешевый спектакль. Но нужно было начинать. Нельзя дать им времени на размышления, нужно задавить их лавиной лжи.

– Мам, пап… я… я хотела вам все рассказать, но… боялась, – начала я дрожащим голосом, чувствуя, как предательски потеют ладони. – Это произошло довольно быстро… Мы с Марком… мы полюбили друг друга. Да, так бывает, – выпалила я, словно оправдываясь за то, что посмела испытать это чувство. – Мы решили пожениться, но не хотели афишировать это до поры до времени. Хотели, чтобы это был сюрприз. Да и мне неловко было, что тут я со своей любовью, а Владику надо операцию делать, и мы на нее копим. Как будто моя личная жизнь важнее…

– Да, владику надо делать операцию, но разве бы из-за этого просили тебя задвигать себя и твои жизнь на задний план? – мама всплеснула руками, и я вздрогнула, понимая, что самое сложное еще впереди.

Папа молча повернулся ко мне, и в его глазах я увидела сложную смесь чувств: удивление, разочарование и… кажется, даже немного сочувствия. Или это просто игра моего воспаленного воображения?

– А этот мальчик… Родион… это его сын? – спросил он, стараясь говорить ровно, но я чувствовала, как дрожит его голос, выдавая бурю, бушующую внутри.

– Да, пап, это его сын, – ответила я, словно роняя на пол тяжелый камень, и окончательно опустила голову. Не могла я выдержать отцовского взгляда, в котором читалось немое: "Как ты могла?". Стало невыносимо стыдно от своей лжи, от своей трусости, и на глазах предательски выступили слезы. – Мы хотели вам его показать, когда немного освоимся,