Марианна. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони Страница 77

— Уходите… Уходите немедленно!

Она не видела ни его движения в ее сторону; ни полного гнева и боли взгляда, она не слышала, как он с трудом подавил тяжелый вздох. До нее донеслось только:

— Имейте мужество смотреть фактам в лицо и не отказывайтесь так глупо от того, что вам предлагают!

Она открыла глаза только тогда, когда поток холодного воздуха заставил ее вздрогнуть. Открытая в пустоту ночи дверь слегка покачивалась. Порыв ветра ворвался в павильон и взметнул пепел в камине. Марианна нагнулась, подняла плащ, накинув его на плечи, укрылась в исходящем из него тепле. Снаружи Язон Бофор быстрыми шагами шел к освещенному залу, а его плащ хлопал на ветру, как парус «Летучего голландца».

Внезапно Марианна почувствовала, что замерзает. Ей захотелось снова увидеть Бофора здесь, слушать его рассказы о той неизвестной стране, полной солнца и грустных песен, стране, где она могла бы стать другой, не переставая быть самой собой. Она побежала к двери и хотела окликнуть его. Но нет, это невозможно! Она не может последовать за человеком, купившим ее на одну ночь, как простую публичную девку, за человеком, который хладнокровно ограбил ее, чтобы поправить собственные дела. Она не имеет права вступить на борт корабля, оплаченного Селтоном. Прочь, искушение! Она не свернет с избранной дороги, и пусть будет хуже ее камням!

Но где-то в подсознании билась тревожная мысль. Почему он сказал, что она в опасности? Почему настаивал | на ее отъезде? Найти ответ на эти вопросы было невозможно, но когда она, в свою очередь, возвращалась в дом, память повторяла, как припев: «Отель Империи, улица Серутти… Отель Империи, улица Серутти».

Занятная вещь — память!

Четыре слова адреса неотвязно преследовали Марианну, когда она несколько минут спустя вошла в свою комнату, и она невольно переложила их на засевшую в памяти мелодию Паэстиелло.

В этот поздний час в доме было тихо. Большинство гостей разъехалось вскоре после ужина, но в салонах, где склоняли головы увядающие от жара свечей цветы, были расставлены многочисленные столики для игры. Вист завладел изящными помещениями, и в них царил особый род удивительной тишины, рожденной сдерживаемым дыханием, плохо скрытым; волнением и плененным перипетиями игры рассудком. Все эти люди с напряженными лицами, казалось, участвовали в: каком-то таинственном обряде, который заставлял их сжимать губы и делал глаза колючими и пронизывающими. Не замечая слуг, бесшумно скользивших между столами с бокалами шампанского на серебряных подносах, они видели только ярко раскрашенные кусочки картона, равномерно падавшие на зеленое сукно. За исключением обязательных фраз, слышалось только позвякивание золота, переходившего из рук в руки, и Марианна, заметив через полуоткрытую дверь этот спектакль, с отвращением отвернулась. Она всегда недолюбливала карточную игру, а после ночи в Селтоне стала считать ее своим личным врагом. Не обнаружив среди играющих Бофора, она ощутила невольное удовлетворение. Если бы она увидела его среди этих азартных игроков, она не смогла бы думать о нем без отвращения. И она~ честно призналась себе, что заглянула туда, только чтобы проверить, там ли он. Но американец, должно быть, покинул отель сразу же после расставания с нею.

Выйдя из удушающей, немного двусмысленной атмосферы первого этажа, Марианна нашла свою комнату гаванью мира и тишины. Огонь весело пылал в украшенном рождественскими розами камине, а открытая постель манила свежестью белоснежных простынь. Повернувшись спиной к, письменному столу, на котором этой ночью перо останется сухим, — и речи не могло быть, чтобы сообщить Фуше о встрече с американцем, так что на этот раз министр удовольствуется описанием приема, — Марианна начала раздеваться.

Со вздохом облегчения она избавилась от платья, морской волной опустившегося на сине-розовый ковер. За ним последовала кружевная фантазия — белье, затем, подняв руки, молодая женщина развязала ленты и с трудом распутала прическу — многотрудное творение Фанни. Тяжелая шелковистая масса скользнула по обнаженной спине, вызвав на этот раз вздох наслаждения.

Видно, она и в самом деле сильно устала, ибо ей послышалось, что другой вздох отозвался эхом, вздох, раздавшийся неизвестно откуда, очевидно, порыв ветра в камине. Торопясь попасть, наконец, в постель, Марианна не задержалась у очаровательного видения, которое ей предлагало зеркало, а, надев ночную сорочку, скользнула под одеяло, задула свечу у изголовья и блаженно вытянулась, вздохнув в третий раз.

Она еще не успела закрыть глаза. Что-то зашуршало внизу, появилась темная фигура и бросилась на кровать, застонавшую под двойной тяжестью. Обезумев от прикосновения чьих-то рук, безусловно мужских, не понимая, что происходит, Марианна издала приглушенный крик. Дрожащая рука стремительно зажала ей рот.

— Не кричите! — прошептал задыхающийся голос прямо у нее над ухом. — Я не сделаю вам ничего плохого… наоборот! Я… Я только хочу наяву любить вас, как люблю в сновидениях уже много ночей.

Без сомнения из боязни причинить ей боль, рука прижала ее не сильно, и Марианне не стоило большого труда освободиться. Теперь она знала, с кем имеет дело, и возмущение немедленно изгнало страх. На нее напал не кто иной, как кроткий, застенчивый господин Феркок.

— Снова вы! — задохнулась она в негодовании. — Вы что, взбесились? Ну-ка, убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

— Нет!.. О, нет! Я не оставлю вас! Я держу вас, я хочу вас, и я овладею вами! Иначе будет слишком несправедливо!

— Несправедливо? Это почему же? Ох! Перестаньте тянуть меня за волосы.

Действительно, обняв девушку обеими руками, Феркок невольно захватил распущенные волосы и причинил боль своей пленнице. Отбросив всякую обходительность, воспитатель воспользовался этим, чтобы покрыть жадными поцелуями шею и грудь Марианны, перемежая отрывистыми восклицаниями о том, что он достоин не меньшей милости, чем «тот дьявол американец», с которым она так долго пробыла в павильоне.

— Вы просто смешны, недотепа, — пробормотала Марианна, продолжая отбиваться от нежностей.

В этой нелепой борьбе со взбесившейся овечкой она сама себе казалась смешной.

— Я был им… но теперь довольно! Я слишком жажду вас! Марианна… Марианна! Я видел вас только что… когда вы раздевались!.. Я был под кроватью!.. И я почувствовал, что схожу с ума!

Гибкое движение бедер наполовину освободило Марианну, а точная звонкая пощечина прервала пылкие излияния воспитателя.

— Какой вы, оказывается, отвратительный тип! Когда я подумаю, что считала вас милым, испытывала к вам сострадание…

— Я не нуждаюсь в вашем сострадании, я вас хочу, вас!

— Вы это уже говорили! Но я не хочу вас… ни за что, — Марианна возобновила отчаянную борьбу за свое легкое ночное одеяние, которое неистовый воспитатель пытался разорвать, —