Звезды над обрывом - Анастасия Вячеславовна Дробина Страница 58

Симка ахнула – и, взмахнув руками, засмеялась так облегчённо и заливисто, что Ибриш невольно начал улыбаться. Усмехнулась, сверкнув железным зубом, и тётка.

– Ну – успокоилась, наконец? – негромко спросил Ибриш у мачехи, когда они повернули к набережной. – Не трясёшься больше?

– Да замолчи ты… – отмахнулась Сима, оттирая с фартука высохшие капельки от мороженого. – Смотри, сколько зря пробегать пришлось, целый день потеряли! Иди в табор, Ибриш, а? Иди, мальчик, ты же ночь не спал! Ибриш! Я кому велю, ступай! У нашей Нинки муж знаешь кто? Не хватало ещё тебе у него перед глазами мелькать…

– Я тебя тут одну не оставлю.

Сима жалобно усмехнулась, но спорить не стала – и до самой Солянки они шли вместе. Там, конечно же, первым делом заблудились в тенистых переулках, долго допытывались у встречных, где же тут будет новый дом, нашли этот дом, наконец, зажатый между дровяными сараями, старой деревянной развалюхой и заросшим крапивой пустырём. Поднялись по прохладной, чистой лестнице подъезда – и Сима, перекрестившись, ткнула пальцем в кнопочку звонка.

Им открыли не сразу: из-за двери долго слышался топот, сердитые вопли, перебранка, грохот и ругань. Наконец, дверь распахнулась, и на порог, одёргивая юбку, с мокрыми по локоть руками, выбежала девушка-цыганка.

Ибриша словно обухом по голове ударило. Девчонка оказалась до того похожа на Симу, что рука сама собой поднялась – перекреститься! Ибриш так опешил, что не мог ни вздохнуть, ни отвести взгляд и продолжал смотреть на цыганку во все глаза. До него не сразу дошло, что эта девушка моложе Симы, моложе даже его самого, что волосы у неё уложены сзади в узел, как у раклюшек, что лицо – строже и тоньше… но глаза-то, матерь божья, глаза-то те же самые! Такие же громадные, чернущие, чуть раскосые, с ярким голубым белком и мохнатыми ресницами. «Просватана, нет?..» – вдруг мелькнуло у него в голове – и тут же унеслось прочь. А молодая цыганка, оглядев нежданных гостей, спокойно улыбнулась, отвела с лица выбившуюся прядь волос и пригласила:

– Лачо дывэс, ромалэ, заджяньте[61]! Мама! Это к тебе! Мотька! Иди сюда! Гости к нам пришли, цыгане!

– Иду, Света, иду… – послышался из комнаты усталый женский голос. И в этот миг Ибриш окончательно убедился, что сошёл с ума. Потому что из коридора навстречу ему вышел Мотька Наганов! Мотька, с которым они не виделись три года и которого Ибриш и не надеялся когда-либо встретить.

Увидев Ибриша, Матвей вытаращил глаза. Недоверчиво поскрёб затылок. Неуверенно улыбнулся. Хлопнул себя ладонями по коленям и шёпотом спросил:

– Ибриш?.. – и заорал на всю квартиру так, что Светлана испуганно взвизгнула, а в другой комнате что-то упало, загремело и полилось. – Беркулов, чтоб ты сдох! Таборная морда! Ты?!. Ещё не сел, что ли, до сих пор?!. Ура-а-а, да здравствует Первое Мая и Мировая революция!!!

Через четверть часа гости и хозяева сидели за большим круглым столом в просторной комнате с роялем, двумя гитарами и множеством фотографий, висящих на стенах. Украдкой оглядываясь, Ибриш подумал, что если бы они с ребятами забрались сюда, то, наверное, даже среди ночи сообразили, что в комнате живут цыгане. На карточках были сплошь артисты, и не простые, а цыганские: никакие дорогие платья и роскошные шали, никакие строгие костюмы не могли скрыть черноты глаз и бровей, резковатых церт, темноты и густоты волос у женщин… Хозяйка принесла из кухни горячую картошку, селёдку, колбасу, хлеб, варенье. Долго сокрушалась, что нет «серьёзного угощения», порывалась даже побежать в магазин, но Сима со смехом останавливала её:

– Да что ты, Нина, что ты, дэвлалэ! Куда в магазин?! Мы скоро уже в табор назад пойдём, и так вон задержались как! Как же я тебя не видела-то давно! Дочки как выросли, невесты совсем! Светка замуж ещё не вышла?.. Ка-а-а-ак не вышла?! Да вы что, да почему же? Да к ней же в три очереди женихи должны стоять! Светка! Ты почему замуж не выходишь?!

– Нужды пока не вижу, тётя Сима! – отозвалась Светлана, протягивая тётке через стол дымящуюся чашку чая. – А как увижу – сразу же и выскочу, не беспокойся!

Сима рассмеялась:

– Вот всегда знала, что вы, форитка[62], сумасшедшие! Замуж ей нужда сдалась, поглядите на эту девочку! Может, вовсе бумагу от правительства с печатью ждёшь?

Светлана, ничуть не обидевшись, улыбнулась. Блеснули белые зубы, опустились на миг, бросив тень на смуглые щёки, ресницы, – и Ибриш не сумел даже вздохнуть. И, вздрогнув, чуть не опрокинул на себя стакан с чаем, который поставила перед ним младшая Светланина сестра – тоненькая, гибкая, как веточка, девчонка в красном платье, со смешными короткими волосами.

– Ой! Осторожно же! Извини, пожалуйста! – испугалась она, кидаясь за тряпкой. – Отодвинься! Я сейчас вытру… Светка, давай тряпку скорее! Вот ведь я безрукая, всегда так! Кипятком не плеснула на тебя, нет?

– Это не ты… Это я сам… прости, – неловко извинился Ибриш, заливаясь густой краской и отставляя наполовину опустевший стакан подальше от края. «Тьфу, надо ж так… Подумают ещё, что мы в таборе вовсе медведи…» Но Светлана, взяв из рук сестры тряпку и в два счёта вытерев чайную лужицу, улыбнулась смущённому парню так ласково и спокойно, что Ибриш сразу почувствовал облегчение. И даже сумел, взяв себя в руки, улыбнуться ей в ответ.

– Да как же ты догадалась зайти, Симка? – обрадованно расспрашивала тем временем Нина. – Как нашла-то меня? Ты ведь уж сколько с нашими не виделась и в Москве не была?

– Да вот, приехала со своими, встали за Покровской, я пошла к нашим в Грузины, а мне говорят – Нинка с новым мужем на Солянке живёт! А это же совсем с нашим табором рядом! Дай, думаю, зайду, погляжу – когда ещё увидаться придётся! Боялась, что и не застану!

– Да ведь могла бы и в самом деле не застать! Это ведь чудо, что ты успела: завтра я уже с театром на гастроли уезжаю!

– В Америку самую, небось?

– Да какое там!.. В Оренбург! А после – на Кавказ! Хочешь – с нами поехали, нам таборные кадры смерть как нужны!

– Да бог с тобой, пхэнори! – расхохоталась Сима. – Меня там недоставало! А вы все вместе едете?

– Я одна. Муж на службе, Светлана работает, она у меня учительница! – с чуть заметной гордостью в голосе сказала Нина.