Жаклин Монсиньи - Флорис. «Красавица из Луизианы» Страница 55

— Она самая! — улыбнулась Батистина.

— У меня для вас срочное послание от маршала Мориса Саксонского. Приказано вручить лично! — воскликнул лейтенант, щелкнув каблуками.

Федор и Ли Кан дико завращали глазами. Что делать в подобном случае? Как себя вести? Барин ничего не сказал про письма.

— Ах, Морис! — расхохоталась Батистина, распечатывая письмо.

16

— Ах, наконец-то! Вот и вы, герцог Ришелье! Благодарю! Благодарю вас за то, что вы ответили на мой призыв! — воскликнула Жанна-Антуанетта, идя навстречу придворному, наводившему во дворце священный ужас на всех и вся, с распростертыми объятиями.

— Я с трудом-с освободился, сударыня. Ваше послание-с было-с весьма непонятным-с. Должно быть, у вас очень-с важное-с дело-с, раз вы осмелились потревожить меня среди ночи-с! — холодно промолвил герцог.

— Ваша светлость, я буду с вами откровенна и прошу вас и мне ответить откровенностью! — сказала Жанна-Антуанетта, не теряясь и не смущаясь. — Я ждала здесь вестей от короля целый день. Его величество не предупредил меня о своем отъезде и…

— Но что же я могу поделать, сударыня? — возвел очи к небу Ришелье.

— Многое, сударь, очень многое! И у вас есть свой интерес в этом деле! У меня имеются веские основания полагать, что я могу стать следующей фавориткой!

Ришелье так и подскочил на месте от возмущения:

— Вы всего лишь простолюдинка, сударыня, жена жалкого буржуа! О чем вы говорите? О каком интересе? Никогда такого не бывало при дворе! В чем же я могу быть заинтересован, хотел бы я знать?

— Если я стану фавориткой благодаря вам, сударь, я стану и вашей должницей. Вы будете меня поддерживать и защищать, и я, в свою очередь, буду поддерживать и защищать вас! Ведь борьба при дворе идет нешуточная! Уж я-то знаю!

Ришелье сел в кресло и глубоко задумался. Эта красивая претенциозная дама говорила с ним на языке, который был ему хорошо известен и к которому не пожелала прислушаться мадемуазель де Вильнев.

— Вы же знаете, герцог, слово, сказанное кстати, западает в сознание, — продолжала Жанна-Антуанетта. — Устройте так, чтобы его величество случайно услышал, что мадемуазель де Вильнев ветрена и, напротив, госпожа Ленорман никогда не изменяла мужу, а если бы изменила, то только с человеком, которого бы полюбила страстно, всем сердцем. Ведь король — такой же мужчина, как и все другие, и это бы его привлекло…

Ришелье все более и более убеждался в том, что его визит оказался весьма полезен. Жанна-Антуанетта открывала перед ним такие потрясающие перспективы и возможности!

Настенные часы пробили полночь. Ришелье подбросил в камин еще одно полено.

— Сердце короля, сударыня, сейчас в плену у маленькой нахалки, на которую я смотрю весьма неблагосклонно! Возможно, сударыня, я и смогу вам помочь, — усмехнулся герцог, вставая и взбивая локоны парика.

— Ах, сударь! Скажите же скорей, что я должна делать? — с ноткой торжества в голосе воскликнула Жанна-Антуанетта.

— Хм… Прежде всего, сударыня, пришлите мне как можно скорее 20 000 ливров.

Жанна-Антуанетта вздрогнула от столь открытого бесстыдства, к тому же ее поразила и величина суммы.

— О, уверяю вас, сударыня, деньги вовсе не для меня! — промолвил обиженно герцог. — Надо ведь хорошенько умаслить…

— Кого же, ваша светлость?

— Лебеля, личного лакея короля. Король доверяет ему целиком и полностью! Только он один может помочь вам вновь попытаться остаться с «жеребцом» наедине и заслужить его ласку… — издевательски засмеялся герцог.

— Но, сударь, вы только что сказали, что король надолго отбывает в действующую армию! — недоверчиво воскликнула Жанна-Антуанетта.

— Да, да, вот именно! Собирайте же ваши сундуки, черт возьми! Наш возлюбленный братец будет умирать со скуки до и после сражения! Ему будет очень одиноко, бедняге, а он не выносит одиночества! Маленькая шалунья будет далеко, и дело сладится к нашему взаимному удовольствию!

— Ах, благодарю вас, ваша светлость, благодарю вас! — запричитала Жанна-Антуанетта, задыхаясь от счастья при мысли о чудесных перспективах, которые открывались перед ней.

— Тсс! Вы отблагодарите меня потом, сударыня, когда получите власть, когда «жеребец» осыплет вас деньгами и почестями! Тогда вы не сможете мне ни в чем отказать! — усмехнулся Ришелье, целуя протянутую ему руку.

Жанна-Антуанетта поежилась — впечатление было не из приятных, но постаралась скрыть свою тревогу.

Через минуту герцог Ришелье покинул гостиницу, где Жанна-Антуанетта напрасно прождала целый день в надежде получить весточку от своего августейшего любовника.

— Хм… Сказать по правде, идея бросить в этот стоячий пруд госпожу Ленорман д’Этьоль, урожденную Пуассон, мне, пожалуй, по вкусу! — рассмеялся герцог при мысли о том, какую шутку он сыграет с придворными и… с самим королем.

— Имела я любовничка,Гвардейцем был милок…

— О, нет! Это уже слишком! Это переходит все границы! — возмущенно всплеснула руками Элиза. Услышав игривые куплеты, старая нянюшка вознамерилась закрыть окошко кареты.

— Да дай же мне послушать, дорогая няня! Они так хорошо поют! — запротестовала Батистина, очарованная пением солдат, вопивших хором нечто несусветное.

Элиза вздохнула и оглянулась, ища поддержку, но Грегуар клевал носом во сне, а Жорж-Альбер одобрительно скалил зубы и радостно верещал; как и Батистина, он был в восторге от пения солдат.

Батистина вдыхала свежий, прохладный воздух полной грудью.

«Вот это жизнь!» — думала она.

Они ехали уже два дня, и путешествие уже подходило к концу. Федор, вооруженный кривой саблей, и Ли Кан со своей развевающейся по ветру косой скакали рядом с драгунами. Они все еще никак не могли прийти в себя от изумления и задавали себе один и тот же вопрос: каким образом Батистине удалось обвести их вокруг пальца и все они отправились на рассвете неведомо куда?

— Что скажет барин Адриан? А барин Флорис? — нахмурив брови, повторял Федор.

— Клянусь Храмом Величайшей Высоты, никто этого не знает, Острый Клинок! — как всегда замысловато отвечал китаец, что отнюдь не содействовало успокоению старого казака.

— Маленькая барыня кому хочешь задурит голову! — тяжко вздыхал Федор.

— У Голубой Стрекозы язычок гораздо более острый, чем меч у крылатого воина! — заявил Ли Кан, обнажая зубы в улыбке. Он всегда питал слабость к Батистине.

— Мы скажем молодым барчукам, что нельзя было оставлять ее поблизости от бывшего жениха, иначе ее пришлось бы запереть в комнате, да еще привязать к кровати…