Патриция Коулин - Лорд-дикарь Страница 52

Не исключено, что в будущем он нарушит запрет сам, но только не сейчас. Он чувствовал, что совсем извелся. Быть рядом с Ариэл день за днем, наблюдать за ней, держать ее, как сейчас, в своих объятиях, чувствовать ее тело, которое прижимается к нему при каждом неверном шаге, — от всего этого можно сойти с ума. Надо что-то срочно предпринять, а то он окончательно сойдет с ума.

Воспользовавшись крутым поворотом, Леон крепко прижал к себе Ариэл и несколько секунд наслаждался ее объятиями, пока она не пришла в себя и не отодвинулась на приличное расстояние. Тогда он пустился на другие ухищрения и стал с высоты своего роста рассматривать упругие холмики ее грудей, выглядывающие в вырезе синего платья.

Ее нежная кожа слегка порозовела и стала влажной — так усердно она пыталась танцевать. Леону захотелось слизать капельки пота, образовавшиеся в ложбинке на груди. Он так увлекся этой перспективой, что не слышал голоса дворецкого, который уже в третий раз пытался привлечь к себе их внимание. Только после того как последний громко постучал в открытую дверь гостиной, Леон обратил на него внимание.

Ариэл тоже повернула голову на стук.

— Простите, мисс Холлидей, что мешаю вам, — сказал Ходжес, — но вас желает видеть мистер Пенроуз.

И действительно, за спиной Ходжеса стоял Нос во всем своем дурацком великолепии.

Ариэл застыла и густо покраснела, будто их застали на месте преступления. Выскользнув из рук Леона, она расправила складки на юбке и улыбнулась.

— Спасибо, Ходжес. — Облизав губы, она шагнула навстречу Пенроузу.

При виде ее пухлого влажного ротика и счастливой улыбки, предназначенной этому напыщенному дураку, Леон нахмурился.

— Мистер Пенроуз, какая приятная неожиданность! — воскликнула Ариэл и, повернувшись к Леону, добавила: — Не правда ли, лорд Сейдж?

Леон молчал и с ненавистью глядел на непрошеного гостя. Музыка еще немного позвучала и смолкла.

— Вы обращаетесь ко мне? — спросил он Ариэл, поймав ее отчаянный взгляд. — Я не расслышал своего имени.

Ариэл нахмурилась и послала Леону взгляд, полный предупреждения.

— Я сказала, что для нас видеть мистера Пенроуза — приятная неожиданность, не так ли?

— Сногсшибательная неожиданность, — согласился Леон, отметив про себя, что Ариэл побоялась назвать его лордом Сейджем во второй раз. — Хотя, насколько мне не изменяет память, мы виделись с ним не далее как вчера.

Сарказм Леона пропал даром, так как Нос даже не повернул головы в его сторону, не в силах отвести взгляда от Ариэл. Леон почувствовал, что у него чешутся кулаки.

— Я вижу, что вы учите лорда Сейджа танцевать, — заметил Пенроуз. — Похвально, похвально. Я даже не подозревал, что вы обладаете такими способностями, моя дорогая.

— Это не она, а я ее учу, — сказал с мрачным видом Леон.

— Что вы говорите? — удивился Пенроуз, удостоив наконец Леона взглядом. — Прошу простить за ошибку, хотя вы должны меня понять. — Пенроуз восхищенно посмотрел на Ариэл: — Вы двигаетесь так плавно, грациозно, просто божественно.

— Вы мне льстите, — сказала Ариэл с кокетливой улыбкой.

— Вовсе нет, — ответил Пенроуз.

Он откашлялся и поправил шейный платок.

— Разрешите немного похвалиться и открыть вам маленькую тайну, — сказал Нос. — Уж кто-кто, а я-то знаю толк в танцах.

— Что вы говорите? — с таким удивлением и восхищением сказала Ариэл, что Леон не поверил своим ушам.

Однако Ариэл была, как всегда, искренней. Такой же искренней, как и тогда, когда она призналась ему, что только необходимость заставляет ее искать руки Пенроуза. И все же Леону трудно в это поверить. Он знал лишь одно: Ариэл влюблена в Пенроуза, а сам он ведет себя как последний дурак.

— Теперь моя очередь удивляться, — сказала Ариэл Носу голосом таким сладким и томным, точь-в-точь как Леон учил ее. — Я не имела ни малейшего представления, что вы умеете танцевать.

«А я не имел ни малейшего представления, что ты будешь разговаривать таким голоском с другим мужчиной», — подумал Леон.

Пенроуз сиял, а Леон не мог отделаться от чувства, что Ариэл его обманывала, когда говорила, что питает к директору школы только отвращение.

— Ну что вы, я очень люблю танцы, — заверил Ариэл Пенроуз. — Надеюсь, вы не сочтете за дерзость мою просьбу потанцевать с вами, чтобы вы могли убедиться в моем умении?

— Ничуть. Наоборот, я буду в восторге потанцевать с вами, — ответила Ариэл, прежде чем Леон сумел вмешаться и напомнить маленькой хитрой лисе, что своим приходом он помешал им.

— Мисс Эрнхард, — обратился Нос к учительнице музыки, все еше сидевшей за пианино, — пожалуйста, сыграйте нам двадцать седьмой опус Хаммеля. Это, конечно, не современное музыкальное произведение, — добавил он, обращаясь уже к Ариэл, — но, на мой скромный взгляд, вполне подходящая музыка для вальса. В прошлую субботу ее исполняли на приеме у Хоскинсов.

Продолжая непрерывно болтать, Пенроуз отвесил Ариэл легкий поклон, обхватил ее, и они закружились в вихре вальса.

— В тот вечер исполнялась и аллеманда[2]. Конечно, в таких кругах, как этот…

Продолжения его быстрого монолога Леон уже не слышал, так как Пенроуз в кружении вальса увлек свою даму в дальний конец комнаты.

Леон нашел не заставленную мебелью часть стены и прислонился к ней, скрестив на груди руки, с интересом наблюдая за действиями Носа. Костлявые белые пальцы, словно когти, вцепились в ткань платья Ариэл. Увидев эту противную руку на плече девушки, Леон вспомнил, какой мягкой и приятной была эта ткань под его собственной рукой, как через нее проходило тепло ее тела, которое жгло ему ладонь. Его воображение рисовало ему, что ощущает Пенроуз, цепко ухвативший ее за плечо. А что чувствует она сама?

Танцующая пара сделала один полный круг по комнате и уже приступила ко второму, когда Леон решил, что пора вмешаться.

— Это единственная причина, по которой вы приехали сюда, Пенроуз? — стараясь перекричать музыку, громко спросил он. — Вам захотелось потанцевать?

— Причина? — переспросил Пенроуз, окинув Леона рассеянным взглядом. — Причина…

Было похоже, что директор никак не мог ухватить смысла вопроса. Однако в следующее мгновение он споткнулся, будто сказанные Леоном слова упали к его ногам, образовав непреодолимое препятствие, и стал судорожно шарить по карманам. На его лице возникло выражение ужаса.

— Господи, совсем забыл, зачем сюда приехал, — бормотал он. — Музыка, танцы… Где моя голова? Куда же я подевал это письмо?

После еще одного ряда судорожных телодвижений Пенроуз наконец извлек на свет Божий смятый пергаментный листок.