Джорджетт Хейер - Роковой сон Страница 46

Когда заголосил петух, слуги замка уже развешивали цветочные гирлянды между балками, посыпали пол свежим тростником. На столы были выставлены изысканные деликатесы, приготовление которых заняло у главного повара три дня. Жалко было прикасаться к ним, настолько восхитительно они выглядели. Одни были покрашены алканой в красный цвет, другие — покрыты золотыми листьями, припорошенными серебром. На высоком столе перед герцогиней стоял свадебный торт, украшенный, с намеком на будущее, фигуркой женщины, ожидающей рождения ребенка. Почетное место занимал фазан в полном оперении, и никто, глядя на него, не заподозрил бы, что птица под перьями уже зажарена и разрезана.

Начало пиру положила внесенная на плечах слуг голова дикого кабана, обложенная розами. Из пасти свешивался свиток с поэмой, восхваляющей гордость. За ним следовало королевское блюдо — олень в бульоне и другие лакомства, вызвавшие крики восхищения у гостей. Блюда были украшены соединенными эмблемами Фландрии и Нормандии, а надпись на скрепляющей их печати гласила: «Веселитесь на этом пиру и молитесь за герцога и герцогиню».

Пажи носились взад-вперед с кувшинами вина, мужчины криками приветствовали герцогиню, за ее здоровье было выпито несчетное число кубков. Матильда сидела на троне рядом с герцогом, улыбалась, что-то кому-то отвечала и краешком глаза посматривала на прямой профиль человека, сидящего рядом. Его глаза сверкнули, в них появился отблеск давней ярости, герцог торжествующе улыбнулся:

— Ну наконец я заполучил тебя, жена, — процедил он сквозь зубы.

Матильда отвернулась, почувствовав, что краснеет. Он что, женился на ней с местью в сердце? В нем умерла любовь? Сжалься, Пресвятая Дева, если это так!

Она собрала остатки своей храбрости, в этот момент к ней обратился граф Роберт Ю:

— Госпожа, — сказал он. — Как получилось, что вы согласились выйти за моего кузена, если он так жестоко поступил с вами?

К своему собственному изумлению, она весело ответила:

— Знаете, граф, он показался мне человеком мужественным и дерзким, если решился прийти и отлупить меня в отцовском доме. Значит, он прекрасно мне подходит.

— Прекрасно сказано, кузина! — зааплодировал граф.

Матильда увидела, что герцог смотрит на нее не отрываясь. Он слышал ее ответ графу Роберту, и в его глазах появилось выражение, похожее на восхищение. Рука Вильгельма потянулась к руке жены, но он сдержался и вместо ее ладони сжал подлокотник кресла. Матильда приободрилась, поверив, что наконец сможет понять его. С оживлением, которое сразу привлекло к ней сердца ее новых подданных, она продолжила разговор с графом Ю и Робером Мортеном, который смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

Пир продолжался много часов, настроение собравшихся становилось веселее. Наконец со смехом и шутками женщины окружили Матильду и повели ее в спальню. Леди Матильда ушла, улыбаясь, и последнее, что она видела в зале, было множество развеселившихся рыцарей, поднимавших кубки за ее здоровье, а герцог Вильгельм, который стоял рядом со своим креслом, смотрел на нее из-под черных бровей.

Дамы раздели Матильду и сложили тяжелые свадебные одежды, расплели ее великолепные светлые волосы и расчесали их так, что они окутали плечи невесты блестящим покровом. С пришептыванием ласковых словечек ее уложили в кровать. Снаружи послышались голоса и шаги. Дамы бросились открывать дверь перед герцогом, его сопровождала веселая компания баронов, у спальни они оставили его одного, а дамы вышли, и дверь закрылась.

Голоса затихли, затихли и удаляющиеся шаги. Некоторое время герцог стоял, пристально глядя на Матильду и храня молчание. Его глаза вспыхнули страстью, но он крепко сжал губы, как бы обуздывая свои желания, и подошел к кровати.

— Итак, мадам жена… — сказал он с вожделением. — Как обстоят дела с вашей обороной?

Ее глаза были полузакрыты. Желание отомстить уже не владело ею. Улыбаясь, Матильда пошутила:

— Милорд, очень интересно, вы на мне женились, чтобы любить или ненавидеть?

Как бы защищаясь, Вильгельм скрестил на груди руки.

— Я женился, потому что поклялся сделать вас своей, мадам, и еще потому, что я никогда не терплю поражений. Видит Бог, я буду укрощать вас вот этой самой рукой, пока вы не признаете во мне своего повелителя!

Матильда выскользнула из-под прикрывающего ее горностаевого меха и встала перед ним — белая изящная фигурка на фоне темных занавесей.

— Думаю, вы не рады такой победе, мой муж, — сказала она, пристально глядя ему в глаза. — Моя оборона сломлена, но сможете ли вы затронуть мое стереженое сердце?

Женщина стояла так близко от него, что могла почувствовать, как бушуют в нем страсти.

Герцог сжал ее плечи, скрытые золотой вуалью волос.

— О Боже мой, Матильда, я ведь поклялся, что ты не найдешь во мне нежности! — неуверенно прошептал он.

Матильда ничего не ответила, глядя на него с соблазнительной улыбкой на устах. Вильгельм схватил ее в объятия и безжалостно сжал, целуя веки и губы, пока она не начала задыхаться. Женщина покорилась, ее холодность исчезла, тело запылало. Почти потеряв сознание, окунувшись в обжигающее море его страсти, она услышала шепот:

— Я люблю тебя! Клянусь сердцем Христовым, все дело в этом, моя желанная!

Часть третья

(1054–1060)

Мощь Франции

Глава 1

Французы бросили вызов нашим рыцарям, так заставим же их оплакивать свою опасную затею.

Речь нормандского герольда

Юберу д'Аркуру показалось однажды, что Рауль, который сейчас входил в замок Бомон-ле-Роже, стал выше ростом, хотя, приглядевшись и сравнив его со своими старшими сыновьями, он с удивлением понял, что ошибался.

Роже де Бомон, который семь лет назад помог Раулю устроиться на службу к герцогу, проводил рыцаря в зал, обнимая за плечи, что привело Юбера в волнение, — не зазнался ли сын от оказанной ему чести. Но тот, едва завидев отца, бросился к нему, встав перед ним на колени, смиренно ожидая благословения. Он улыбался все той же открытой улыбкой, которая всегда наводила Юбера на мысль, что покойная жена обрела вторую жизнь в их сыне. Возложив руку на склоненную голову Рауля, он почувствовал прилив нежности, но постарался скрыть это и буркнул что-то насчет алой мантии сына, назвав ее попугайским плащиком, хотя внутренне испытывал удовлетворение и радость от того, что сын одет роскошнее, чем молодой Ричард де Бьенфе, которого соседи направили встречать ближайшего сподвижника герцога. Когда Рауль поднялся с колен, Юбер огляделся и только тут заметил, что сын прибыл в Бомон-ле-Роже со свитой, приличествующей посланцу властелина.