Ольга Тартынская - Воспитанница любви Страница 43

Праздничная толпа на рыночной площади рябила пестротой уборов, шумела и веселилась. На одинокую нарядную девушку благородного вида обращали внимание и давали ей дорогу. На углу площади бабы в цветастых платках торговали блинами. Вера купила горячий масляный блин, начиненный красной икрой, и скушала его с аппетитом. Мальчишки свистели и бежали на реку смотреть кулачный бой. Там же по обычаю купали в снегу молодоженов, желая им достатка и благополучия, кричали им «горько» и заставляли целоваться.

Балаганы манили своими чудесами. Вера посмотрела кукольную комедию и нахохоталась, как в детстве, остротам Петрушки. Полюбовалась на обнаженных атлетов, которые, не боясь мороза, кидались огромными гирями. На уродов смотреть не стала из смешанных чувств брезгливости и жалости. Заслышав цыганское пение, девушка спешно ретировалась за торговые ряды. Не следовало показываться Луше на глаза, а то будет сердиться.

Со стороны городского парка слышались воинственные крики, хохот, свист. Вера отправилась туда. Целый снежный город с крепостными стенами в человеческий рост был воздвигнут в парке! Разгоряченный, румяный люд отстаивал крепость от таких же румяных, веселых завоевателей. Туда-сюда летали снежки, попадали в цель, и цель хохотала, вместо того чтобы пасть сраженной. В боевых действиях участвовали и дети и взрослые. Но вот проломлены стены, все смешалось, снежный город взят.

Вера ликовала, прыгала, хлопала в ладоши вместе с губернскими мещанками и дворовыми девчонками. Тут вдруг девицы с визгом бросились врассыпную. Их настигали молодцы, захватившие снежную крепость и по праву победителей целовавшие всех без разбора. К Вере тоже подскочил высокий тонкий юноша в ученической шинели, запорошенной снегом, и застыл как вкопанный. Вера вскрикнула и закрыла лицо руками. Несколько времени они не двигались, словно окаменели, но Вера все же решилась взглянуть на юношу.

– Саша! – вскричала она, не веря своим глазам.

– Вера! – наконец выговорил остолбеневший Сашка, и подбородок его затрясся.

Да, это был он, любимый братец. За полгода, что протекли в разлуке, мальчик вытянулся, немного возмужал и превратился в юношу с пушком над верхней губой и важным баском. А из-под картуза торчали все те же вихры. Еще не веря себе, обрадованная девушка волокла Сашку из толпы, чтобы поскорее расспросить и насмотреться на него. Пришлось вести братца в ненавистный номер гостиницы. Встретив в зале полового, Вера попросила его подать обед в номер. Прилизанный обходительный слуга, стрельнув глазами в Сашку, угодливо поклонился:

– Слушаю-с! – и полетел исполнять приказание.

Наконец они одни, можно снять тяжелые одежды, отогреться и выпить горячего чая. Вера, как в детстве, помогла братцу раздеться и устроила шинель на вешалке. Явился половой, неся на подносе дымящиеся кушанья.

– И чаю, чаю погорячее! – распорядилась Вера.

– Слушаю-с! – Половой исчез, а через минуту перед Верой возник поднос со стаканами горячего чая и колотым сахаром в блюдечке.

Сашка набросился на кушанья, будто не ел все эти полгода. Вере же есть не хотелось. Она ждала, когда же будет можно задать бесчисленные вопросы, которые теснились в ее голове. Девушка изнемогала от волнения и любопытства, когда братец насытился наконец.

– Ну же, Саша, какой ты, право!

Сашка понял ее и вдруг погрустнел. Лицо его сделалось вовсе детским.

– Папенька скончался сразу после Рождества.

– Как?!

И братец рассказал, как Сергея Васильевича лишили места. С кем-то он не поладил, не захотел против совести поступить. Дом давно уже заложен, Сашку учить не на что, перебивались случайными заработками. Папенька целый месяц обивал пороги, но места так и не нашел. После Рождества он простудился, промочив ноги без калош, и слег. А еще затосковал крепко, так что конец его был предопределен.

– А что маменька? – сквозь слезы прошептала Вера.

Сашка шмыгнул носом, его светлые вихры встрепенулись.

– Она долго крепилась, но после, когда похоронили папеньку (продали последнее, что у маменьки осталось от прежней жизни), сдала.

– Неужто тоже?.. – У Веры не хватило сил договорить до конца.

– Нет, – успокоил ее братец, – она поправилась, только стала тихая, забывчивая да все молится. Акулька за ней ходит как за малым дитем… Вообрази, какая в доме тоска! Вот я и сбежал сюда на ярмарку.

Вера с упреком посмотрела на него:

– Ты бросил ее одну в такой недобрый час?

– Да не одну, а с Акулькой! – возразил юнец и тотчас виновато произнес: – Она про меня вспоминает, если видит перед собой. Чем я могу помочь? Папеньку не вернешь.

Сашка вновь шмыгнул носом и ладонью провел по глазам.

– Ну полно. – Вера достала батистовый платочек и нежно отерла мокрое лицо братца. – Что же теперь ты полагаешь делать?

Сашка пожал плечами:

– Может быть, к актерам пристану. Здесь театр есть, им нужен кто-то на роли комических старух. Я уж и с антрепренером говорил… Сейчас они на ярмарке играют.

– В актеры! – всплеснула руками Вера. – Да тебе учиться надобно, тебя университет ждет, а ты – в актеры!

– На что же я учиться-то буду? – тихо спросил Сашка.

Вера умолкла и задумалась. Выйди она за Алексеева, могла бы помочь братцу, а теперь сама в том же положении, и не на кого им надеяться, кроме как на себя. «Разве тоже пойти в актрисы?» – подумала вдруг Вера и тотчас содрогнулась от этой чудовищной мысли. Презрение и брезгливость княгини передались и ее воспитаннице, как ни любила Вера театр. Отвращение княгини к актеркам было оправданно, Вера же видела в их ремесле ложь, лицедейство, двуличие. «Актриса все равно что продажная женщина, разницы нет!» – так судила она.

Пока она, задумавшись, крутила стакан, отходчивый Сашка рассматривал ее весьма откровенным взглядом, в котором преобладало восхищение. Вера не сразу поняла, к чему все эти восторги, а поняв, с раздражением спросила:

– Отчего ты смотришь так?

Юноша залился краской, но ответил бойко:

– Ты так похорошела, Вера, тебя просто не узнать. Ни дать ни взять светская дама!

– Много ты видел светских дам на своем веку? – проворчала девушка, но Сашино восхищение ей пришлось по душе и немного смутило. – Лучше расскажи, как твои дела с Акулькой.

– Фи! – презрительно ответил братец. – Что мне до Акульки, когда есть предмет куда притягательней.

– Право? – заинтересовалась Вера. – Расскажи же.

Теперь пришел черед Сашке смутиться.

– И нечего рассказывать. Кузина моего товарища Бурковского. Мы с ней танцевали на рождественском балу. Я хотел было приволокнуться за ней, но она оказалась жеманницей и глупой кокеткой. Никак в толк не возьму, отчего так: если красавица, так глупа как пробка, а если умная, то уродина? Вот только ты, Вера, исключение, – вывел Сашка мораль и вдруг перескочил на другое: – А что, Вера, где твой жених? У нас сказывали, ты замуж выходишь.