Виктория Холт - Единственная любовь королевы Страница 35

— У Вашего Величества добрейшее сердце в мире, — сказал лорд Мельбурн. — А доброта — это гораздо более ценное качество, нежели незыблемые моральные устои.

— Ах, лорд М., неужели вы и впрямь так считаете?

— Я в этом убежден. И я уверен, что ангел, который сейчас все за мной записывает, во всем согласится со мной.

— Лорд М., это просто ужас, что вы такое говорите.

— Если мои слова способны вызвать улыбку на устах Вашего Величества, большей награды мне и не нужно.

До чего приятно было общаться с лордом Мельбурном, и как ее раздражало поведение оппозиции, нападавшей на него в связи с политикой правительства в Китае, биллем об объединении двух Канад и назревавшими общими беспорядками.

— Какой он несносный — этот Роберт Пиль!

Лорд Мельбурн вскинул свои красивые выгнутые дугой брови, которыми она когда-то, да и сейчас еще, разумеется, так восхищалась. Лорд Мельбурн был очень красивый мужчина, но все-таки никто не обладал такой поразительной, захватывающей красотой, как Альберт.

— Да нет, он неплохой парень.

— Он чудовище.

— Тогда и все, кто не согласен в чем-то с королевой и ее премьер-министром… чудовища… но, если не брать этого в расчет, они могут оказаться чертовски хорошими парнями… Ваше Величество, конечно, простит мне мой язык.

Она с улыбкой склонила голову, но при этом подумала: Альберт был бы шокирован, услышав, что премьер-министр сказал «чертовски» в присутствии королевы.

А она всегда любила живой, образный язык лорда М.! Нет, если бы к ним в голубом кабинете присоединился Альберт, их разговор попросту не мог бы продолжаться.

А лорд Мельбурн тем временем уже рассказывал ей, что слуга лорда Уильяма Рассела, швейцарец Бенджамен Курвуазье, сознался в том, что убил своего хозяина. Это была дикая история, поскольку убийца вошел в спальню жертвы в Норфолк-Плейс на Парк-Лейн в чем мать родила, с тем чтобы не осталось крови на одежде. Он взял почитать у слуги герцога Бедфордского книгу «Джек Шеперд», написанную Хэррисоном Эйнсуортом, и она, наверное, его вдохновила. Его мотивом было ограбление, поскольку ему хотелось вернуться обратно в Швейцарию богатым.

Лорд Уильям всегда спал с горевшей у него на прикроватной тумбочке лампой, и кто-то из окна на другой стороне улицы увидел в спальне напротив обнаженную фигуру. Этот кто-то не пришел и не сообщил о виденном, поскольку это был хорошо известный генерал, и он как раз проводил ночь в спальне одной светской леди.

— Какой ужас! — сказала Виктория.

— Но так устроен мир, — ответил лорд Мельбурн. — Курвуазье во всем признался. Сомневаюсь, что вы услышите историю о генерале и его возлюбленной, но она получила распространение, и люди считают, что нет дыма без огня.

«Как это ужасно, даже жутко! — думала она. — Но интересно». Лорд Мельбурн всегда приносил ей какие-нибудь пикантные новости, так разнообразившие ее жизнь.

Но она не могла говорить ни о чем подобном с Альбертом. Он, безусловно, этого бы не одобрил.

Они ехали в Клермонт. Это пойдет ей на пользу, сказал Альберт, там больше свежего воздуха: он собирается быть очень строгим, сказал он игриво. Они будут рано вставать и рано ложиться; будут прогуливаться в красивых садах, и он будет рассказывать ей о растениях и птицах; они будут вместе рисовать; он будет читать ей вслух, а потом они вместе обсудят прочитанное; они будут петь дуэты и играть на рояле. Подобное существование казалось обоим восхитительным.

— Милый Альберт, — сказала она, — вы так обо мне заботитесь.

— А как же, любовь моя, это мой долг.

— Ах, Альберт, и только?

— Конечно же, еще и мое наслаждение, — добавил он с нежностью.

Итак, они ехали в Клермонт, и чем ближе они подъезжали к нему, тем с большей силой ее охватывали воспоминания о проведенных там днях.

Она рассказывала ему о дорогой Луи, которую она там встретила в детстве.

— На людях она вела себя со мной как с принцессой, а когда мы оказывались у нее в комнате одни… только мы вдвоем, тогда я уже переставала быть принцессой Викторией, а становилась ее подружкой, пришедшей к ней в гости. Она, бывало, заваривает чай, и мы сидим себе попиваем, а она рассказывает о прошлом, большей частью о принцессе Шарлотте.

— Да. Дядя Леопольд тоже мне много рассказывал о Клермонте. Мне кажется, это очаровательное место.

И Клермонт поначалу не разочаровал их. Они много гуляли, музицировали, раньше ложились, раньше вставали: короче, все было так, как того хотелось Альберту, и Виктория не жалела об этой перемене в ее жизни. Вот только повсюду, казалось, витал дух Шарлотты. Здесь Шарлотта родила мертвого ребенка, который мог бы стать правителем Англии; и сама Шарлотта, которая тоже могла бы стать английской королевой, — умерла.

Умерла и Луи. Зайдя порой в ее комнату, Виктория тотчас представляла себе, как та вдруг выходит из тени и делает реверанс перед нею.

Это был дом дяди Леопольда, и он писал ей, как он доволен, что она хоть немного поживет в Клермонте, где поневоле, хочет того или нет, она вспомнит о нем. Там, напомнил он, она провела в детстве немало счастливых дней. Клермонт был для нее своего рода прибежищем. В Кенсингтоне ее так изводили, что она всегда наслаждалась передышкой в Клермонте.

Он, разумеется, был прав. С каким обожанием она встречала там дядю Леопольда! Он был самым важным человеком в ее жизни, пока у нее не установились такие дружеские отношения с лордом Мельбурном, который занял в ее душе место дяди. А теперь появился Альберт, милый и красивый Альберт, которого она любила так, как не могла бы полюбить больше никого на свете. В письме дяди Леопольда прозвучала предостерегающая нота: до него дошло, что она ведет себя с Альбертом чуть ли не по-диктаторски. Ах, люди не понимают, как трудно быть королевой и одновременно женой.

Возможно, писал дядя Леопольд, у нее создалось впечатление, что Шарлотта была властной и грубой женщиной. Это не так. Она бывала вспыльчива и несдержанна, но всегда открыта для разговора и всегда готова признать свою неправоту, если удавалось ее убедить. С великодушными людьми всегда так: когда они видят, что ошиблись и что представленные им резоны и аргументы истинны, они откровенно признают свои ошибки. Он знает, ей говорили, будто Шарлотта командовала в доме и любила показать, что она хозяйка. Это неправда. Совсем наоборот. Она всегда старалась сделать так, чтобы ее муж мог предстать в выгодном свете, а также продемонстрировать послушание и уважение к нему. Порой она даже переигрывала в своем стремлении показать, что считает мужа господином и повелителем.