Вера - Алиса Клима Страница 27

Ларионов застыл в дверях, наблюдая за Верой. Вера не могла больше притворяться и, склонившись к букету, неестественно крикнула:

– Ой, кто здесь?!

Ларионов без тени смущения подошел к ней.

– Доброе утро, Верочка.

Вера замялась и кинула на него быстрый взгляд.

– Вы что так рано поднялись? – спросила она, вспоминая, как обычно вела себя в таких случаях Кира, но только Вера дергалась и юлила.

– Чуть раньше вас, – беспечно улыбался ей Ларионов.

– Тут кто-то понаставил всех этих букетов, – сказала она с искусственным безразличием.

– Вам разве не нравится? – спросил он вкрадчиво.

Вера оглянулась вокруг, с трудом сдерживая порыв прыгнуть ему на шею и целовать его от счастья и благодарности.

– Обычные цветы, – пожала она плечами, копируя Киру.

– Я думал, вам нравятся полевые цветы…

– Уже разонравились! – выпалила она и тут же почувствовала досаду.

Ларионов смотрел на нее сверху вниз.

– Значит, я ошибся, – сказал он ласково и ушел в спальню Алеши.

Вера бросилась наверх. Вбежав в свою комнату, она нашла брошь с маленькими цветочками, подаренную Ларионовым, и разрыдалась, сжимая ее в кулаке. Она не знала, как быть степенной, безучастной и гордой, не понимала, как быть непреклонной с тем, кто так дорог. Но мысль о том, что в ответ на ее ласки она снова получит от него вежливое объяснение а, в сущности, отказ, толкала Веру продолжать быть вызывающей и резкой.

Высушив слезы, она все-таки сошла к завтраку, когда там уже были все.

– Верочка, что за прелесть эти цветы! – закричала Алина Аркадьевна. – Когда твой отец ухаживал за мной, он приносил мне великолепные букеты роз!

– Я и сейчас приношу, – улыбаясь глазами поверх очков, сказал Дмитрий Анатольевич, не откладывая газету.

– Я не люблю розы, мама, – сказала ласково Вера. – Я люблю полевые цветы.

Ее глаза встретились с глазами Ларионова, и он слабо улыбнулся.

– Верочка, Гриша все утро их тебе собирал, – радостно сообщил Алеша со свойственной ему прямотой, как будто это не было уже ясно всем.

– А ведь Алеша помогал, – поспешила разрядить атмосферу Алина Аркадьевна.

Вера не могла понять Ларионова. Вчера он ей внушал, что у них нет будущего. Зачем же тогда эти ухаживания? Вера была сбита с толку и, как следствие, несчастна. Чего он добивался? Или он делал это из жалости, из сострадания к ее годам и чувствам? Зачем подвергал он ее этим несправедливым мучениям?

И естественным образом, без игры и усилий, Вера была грустна. Она по-прежнему оставалась участливой ко всем, и к Ларионову, но в ней не было обычного ребячливого задора. Она была тише и мягче, задумчивее и казалась более уязвимой и хрупкой.

Ларионов замечал эти перемены в ней и чувствовал замешательство. Он сам не понимал ясно, что ему было делать в сложившейся ситуации, а теперь и Вера казалась потерянной.

На реке она не плескалась, как вчера, не бегала радостно, как ребенок. В какой-то момент она вдруг спокойно поднялась на вышку и, постояв на ней некоторое время, глядя на воду, прыгнула вниз головой, словно делала это давно и каждый день.

До того как она прыгнула, все молча смотрели на нее с берега. Только Подушкин суетился и переживал.

– Вера, не смейте так! – кричал он с земли. – Гриша, скажи хоть ты ей, она послушает.

– Оставь ее, – сказал Ларионов мрачно. – Она теперь никого не послушает. Я доверяю ей, она сможет.

– Что с Верой? – спросила недоуменно Кира, обращаясь почему-то к Ларионову.

– Я не знаю, – ответил он сухо. – Должно быть, ваша сестра взрослеет, и это непростое дело.

– Зачем же так? – вдруг сказал Подушкин. – Она не сама стала такой, и ты это знаешь.

Подушкин, поникший, пошел в сторону леса к даче. Кира и Надя переглянулись и тоже отправились за ним. Алеша уплыл далеко с Машей. Ларионов сел на песок. Он чувствовал себя плохо. И он знал, что причина тому – грусть Веры. Она не жаловалась, не говорила ничего, не изображала оскорбленное достоинство. Она просто была печальна. И это разрывало Ларионову сердце. Он сомневался в правильности своей безоговорочной и жесткой позиции, но что делать, не понимал.

Вера вышла из воды и направилась к нему.

– А где же наши? – спросила она спокойно.

– Ушли. Вера, вы – бесстрашная девушка, – сказал он ласково.

– Мне не было страшно, – сказала Вера уверенно и опустилась возле него на коленки.

– Почему? – спросил он и почувствовал снова, как жар приливает к лицу.

– Потому что я знала, что рядом вы, – ответила она так же спокойно и просто, глядя на него немного грустно. – Мне никогда не страшно рядом с вами. Вы разве этого не знаете?

Ларионов хотел прижать ее к себе и долго, ласково целовать, пока на ее теле не осталось бы ни миллиметра, не тронутого им. Она увидела блеск в его глазах – более глубокий и нежный, чем вчера, когда он поцеловал ее в комнате.

– Пойдемте, – сказала она, и он последовал за ней.

Вера привела Ларионова на лодочную станцию. Лодочник дремал под солнцем на своем табурете, прислонившись к сараю, и, уронив голову на грудь, источал пары алкоголя, побрякивая губами. Лодки тихо терлись бортами, и слегка поскрипывали швартовы.

– Я хочу показать наше с Алешей место, – сказала Вера. – Это недалеко.

Они выбрали лодку, Ларионов запрыгнул в нее и помог Вере и, отвязав канат и бросив его на дно лодки, оттолкнулся от понтона веслом. Они шли против течения. Ларионов греб с усилием. Вера облокотилась на корму и изучала его.

– Дядя Андрон всегда пьяный. Мы забирались в его лодки без спросу и ходили на них до пойменных лугов. Много говорили о наших тайнах и мечтах, даже до болот добирались. Какое чудо! Эти луговые запахи и звуки я вспоминаю всю зиму в Москве…

Ларионов слушал, и печаль лишь разрасталась в его сердце.

– Я почему-то помню женщину в белом платье с зонтиком, – сказал вдруг он. – Она катала меня на лодке и смеялась, брызгала в меня водой. Я думаю, это был сон.

– Почему сон?

– Потому что я рос в простоте. Мать моя была учительницей, но она никогда не носила белые платья и не катала меня на лодке.

– Разве человек может видеть во сне тех, кого он ни разу не видел в жизни? – спросила Вера, внимательно глядя на Ларионова.

– Я никогда не думал об этом, – пожал плечами Ларионов. – Знаете, Верочка, с вами я вижу в себе и вокруг то, что прежде не замечал. Я словно вижу мир в других красках.