Кэтрин Кинкэйд - В поисках любви Страница 21

Эмма словно приросла к месту. Она слышала о странных древних индийских культах, но такого она не могла представить себе! Это выходило за всякие границы приличия. У нее на глазах одна из молящихся, поразив ее до глубины души, стыдливо убрала с лица покрывало, потянулась к гротескной статуе губами и запечатлела на ней поцелуй.

– Ну как, насмотрелись, мисс Уайтфилд?

Эмма напряглась всем телом.

– Вполне, благодарю вас.

Пытаясь изо всех сил сохранить чувство собственного достоинства, она развернулась и прошла мимо Кингстона, направляясь туда, где, по ее предположению, находился выход. Она не ошиблась. Забравшись в повозку, Эмма дождалась, пока рядом усядется Кингстон. Чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки, она стиснула их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Вам следовало меня предупредить. Джентльмен не преминул бы это сделать.

– Но я не джентльмен, мисс Уайтфилд! – Кингстон усмехнулся, поднял поводья и причмокнул, приведя лошадь в движение. – К тому же я не знал, что это храм Шивы, которому здесь поклоняются как Семени жизни. Бог Шива многолик: это и Великий Йога, медитирующий на горе Кайласа, и танцующий бог, созидатель и разрушитель, и…

– Они поклоняются его… его…

– Лингаму? Думаю, лингам – то самое слово, которое вы подыскиваете. Да, они поклоняются его лингаму, который чтут как источник жизни и продолжения рода. Для индийца в акте зачатия новой жизни нет ничего непристойного, мисс Уайтфилд. Это европейцы превратили изначально прекрасное в уродливое, высмеивая плотскую любовь и отрицая тем самым само ее существование. Индийцы относятся к ней прямо противоположным образом: они прославляют ее, радуются ей и считают почтенным занятием для человека в определенный период его жизни.

– Что же это за период? – с негодованием осведомилась Эмма.

– Он называется кама. – Кингстон с любопытством покосился на раскрасневшуюся Эмму. – Вам это действительно интересно, мисс Уайтфилд? Не очень-то подходящая тема для благовоспитанной леди, даже такой, которая осмеливается обсуждать пищу.

Эмма, пытаясь прийти в себя, наблюдала за двумя собаками-париями, устроившими драку из-за отбросов.

– Да, мне хочется это знать, – ответила она наконец. – Объясните подробнее.

Кингстон завернул за угол и направил повозку вдоль облепленных людьми базарных прилавков. Немного погодя город остался позади, потянулись зеленые окрестности с виднеющимися в отдалении рисовыми делянками.

– Заветная цель традиционного индуиста – достигнуть состояния мокши. Это как бы освобождение от цикла земного существования. Не достигнув мокши, человек обречен возрождаться после смерти, и так без конца. Условия его жизни после очередного возрождения определены его кармой, или следствием его деяний в предыдущих жизнях.

– Любопытно… – Эмма не была уверена, правильно ли понимает мысль рассказчика.

– Помимо достижения мокши, достойными считаются три другие цели: кама – получение удовольствий, в том числе плотских; артха – достаток и слава; дхарма – наивысшая из трех второстепенных целей: это правдивость и праведность.

– Как же всего это добиваются?

– Неуклонным стремлением к этим целям на четырех последовательных стадиях жизни: ученичество – когда надо учиться владеть собой и воздерживаться от излишеств; повседневность – когда разрешается желать каму и артху; отрешенность – когда человек отворачивается от мирских забот. И, наконец, отказ – когда начинается чисто духовная жизнь, подготовка к мокше.

– Каким же образом простому индусу удается не сворачивать с такого извилистого пути? – Эмме становилось все интереснее, хотя было трудно понять, какое отношение все это имеет к поклонению лингаму.

– Благодаря кастовой системе. – Кингстон подхлестнул лошадь. Животное послушно перешло на рысь, и город с его живыми сценками и запахами окончательно остался позади. Теперь вокруг простиралась бескрайняя зелень. – То, кем человек рождается – брамином, членом высшей касты священнослужителей и учителей, или шудрой, самым низшим среди батраков, – отчасти зависит от его кармы. Если у него был хороший гуру, а сам он усердно занимался йогой, то, получив власть над своим телом, он может надеяться и на получение власти над своей душой, то есть на превращение в чистый дух. Это состояние буддисты именуют нирваной.

– Как все это сложно! – пробормотала Эмма, мало что поняв из слов Алекса.

– Для постороннего человека – да. Он редко делает над собой усилие, чтобы все это понять. Проще отвергнуть эту систему верований, хотя она гораздо древнее европейской религии. «Примитивно! – морщатся те же англичане. – Гадость и непристойность!»

– Поклоняться лингаму, пусть даже божественному, действительно примитивно и непристойно.

– Почему? – Синие глаза Кингстона вызывали у Эммы трепет. – То, что мы увидели, кажется мне совершенно невинным занятием, детской забавой.

– Хороша невинность, хорошо детство! Одна из женщин даже поцеловала… это! – возмущенно воскликнула Эмма.

– Не торопитесь осуждать то, чего сами не пробовали, мисс Уайтфилд. В некоторых ситуациях такое поведение может быть исполнено почтения и истинной красоты. Оно выражает любовь, уважение, даже взлелеянность.

– «Взлелеянность»? Такого слова не существует в природе. – Эмма была возмущена до глубины души.

– Не существует, но должно бы существовать. То же самое можно сказать, когда мужчина целует женщине ее йони. Между прочим, я слышал о сектах, боготворящих в качестве лона жизни именно йони, а не лингам.

– Если йони означает то, что я думаю, то это гораздо менее удивительно. Но вообще-то весь этот разговор кажется мне совершенно невероятным.

– Предпочитаете его прервать? Находите его слишком рискованным для себя? А ведь мы беседуем о религии и некоторых проявлениях любви и привязанности. Что вы находите в этом предосудительного?

– О, вы несносны! Со всех точек зрения этот разговор настолько неприличен, что мне даже не верится, что я его веду.

– Вы, конечно же, имеете в виду британские точки зрения.

– Конечно! Какими еще я могу руководствоваться, будучи британкой? Тут уж ничего не поделаешь, мистер Кингстон. Вы слишком далеко зашли.

– Это потому, что вы намекнули, что не во всем похожи на других англичанок. У меня и в мыслях не было показывать вам то, что вы сегодня увидели. Это произошло случайно. И в таких случайностях есть свое очарование. Здесь, в Центральной Индии, вас всегда и всюду подстерегает неожиданное, загадочное, чему не всегда можно найти объяснение. Если вы к этому не готовы, то лучше вам сесть на первый же поезд, идущий в противоположном направлении, и вернуться в Калькутту. И уж больше не покидать своей территории, пытаясь, на ней воссоздать кусочек родной Англии.