Летний сад - Полина Саймонс Страница 2

– А как вас зовут?

– Полковник Николас Мур, – ответил мужчина. – Но ты можешь называть меня Ником.

– Вы были на войне?

– Да, я был на войне.

– Мой папа тоже, – сказал Энтони.

– Ох… – вздохнул мужчина. – Он вернулся?

– Вернулся.

Прибежала Татьяна и, раскурив сигарету, держала ее у рта Николаса, пока тот курил, глубоко вдыхая дым, как будто втягивал его не просто в легкие, а в самую свою сущность. Энтони сидел на обрубке его ноги, наблюдая за тем, как тот с наслаждением вдыхал дым и с неприязнью выдыхал, как будто не хотел расставаться с никотином. Полковник выкурил две сигареты подряд, и Татьяна склонялась над ним, держа их возле его рта.

Энтони сказал:

– Мой папа был майором, а теперь ловит лобстеров.

– Он капитан, сынок, – поправила его Татьяна. – Капитан.

– Мой папа был майором и капитаном, – сказал Энтони. – Мы собираемся съесть мороженое, пока будем ждать, когда он вернется с моря. Хотите, мы принесем вам мороженое?

– Нет, – ответил Ник, слегка наклоняя голову к черным волосам Энтони. – Но это для меня самые счастливые пятнадцать минут за восемнадцать месяцев.

В этот момент из дома выскочила его жена.

– Что вы тут делаете с моим мужем? – визгливо закричала она.

Татьяна подхватила Энтони на руки.

– Я приду завтра, – быстро сказала она.

– Не вернешься ты, – возразил Ник, уставившись на нее.

И вот теперь они сидели на скамье и ели мороженое.

Вскоре послышались далекие крики чаек.

– Это папа, – затаив дыхание, сказала Татьяна.

Суденышко представляло собой двадцатифутовый шлюп с парусом, хотя большинство рыболовецких судов были оснащены бензиновым мотором. Принадлежал он Джимми Шастеру, достался ему от отца. Джимми любил эту лодку, потому что мог в одиночку выходить на ней в море и ловить лобстеров сетью. «Работа для одного» – так он говорил. А потом его рука застряла в лебедке, попав под канат, что вытягивал тяжелую ловушку для лобстеров из воды. И чтобы высвободиться, ему пришлось отрезать себе руку у запястья, что спасло ему жизнь и избавило от участия в войне, – но теперь он не мог обойтись без помощников. Проблема заключалась в том, что все матросы в последние четыре года находились в Хюртгенском лесу и при Иводзиме.

Десять дней назад Джимми стал матросом. Сегодня он был на корме, а высокий молчаливый человек, сосредоточенный, в оранжевом комбинезоне и черных резиновых сапогах, – выпрямившись, стоял на носу и пристально смотрел на берег.

Татьяна, в белом хлопковом платье, поднялась со скамьи и, когда шлюп подошел достаточно близко, хотя и не к самому берегу, замахала руками, раскачиваясь из стороны в сторону. «Александр, я здесь, я здесь», – словно говорили ее руки.

Увидев ее наконец, он помахал в ответ.

Шлюп встал у торгового причала, ловушки открыли над баками. Спрыгнув вниз, высокий мужчина сказал, что вернется, чтобы разгрузиться и прибраться, быстро ополоснул руки под краном на причале и пошел вверх по склону от причала, к скамье, где сидели женщина и мальчик.

Ребенок побежал ему навстречу.

– Привет! – сказал он и застенчиво замер.

– Привет, дружок. – Мужчина не мог потрепать волосы Энтони: его руки были слишком грязными.

Под оранжевым прорезиненным комбинезоном на нем были темно-зеленые армейские штаны и зеленый армейский джемпер с длинными рукавами, пропитанный потом, рыбой и соленой водой. Черные волосы были подстрижены коротко, по-военному, худое вспотевшее лицо украшала черная щетина.

Он подошел к женщине в ослепительном белом, все так же сидевшей на скамье. Она подняла взгляд ему навстречу – и все поднимала и поднимала, потому что он был очень высок.

– Привет.

Это прозвучало как выдох. И она перестала есть мороженое.

– Привет. – К ней он не прикоснулся. – Твое мороженое тает.

– Ох, я знаю… – Она облизнула вафельный рожок, стараясь остановить капли, но толку в том не было: мороженое уже превратилось в густое молоко и продолжало вытекать. Он смотрел на нее. – Похоже, мне его никогда не съесть до того, как оно растает, – пробормотала она, вставая. – Хочешь оставшееся?

– Нет, спасибо.

Она еще немного откусила, потом бросила рожок в урну. Он показал на ее губы.

Она облизнула их, чтобы снять остатки ванильного молока:

– Так лучше?

Он не ответил. Спросил:

– Вечером у нас опять лобстеры?

– Конечно. Как пожелаешь.

– Я пока хочу вернуться обратно и закончить работу.

– Да, конечно. А нам, может, спуститься к причалу? Подождать тебя?

– Я хочу помочь, – заявил Энтони.

Татьяна энергично встряхнула головой. Ей потом будет не отмыть с мальчика рыбный запах.

– Ты такой чистый, – сказал Александр. – Почему бы тебе не остаться с матерью? Я скоро.

– Но я хочу помочь тебе.

– Ну, тогда спускайся, может, мы найдем для тебя какое-то дело.

– Только пусть не прикасается к рыбе, – пробормотала Татьяна.

Ей не слишком нравилась работа Александра в качестве ловца лобстеров. От него несло рыбой, когда он возвращался. Все, к чему он прикасался, пахло ею. Несколько дней назад, когда она слегка ворчала, почти поддразнивая его, он сказал:

– В Лазареве ты никогда не жаловалась на то, что я ловил рыбу. – И он не шутил. Наверное, она выглядела довольно мрачно, поскольку он добавил: – В Стонингтоне нет другой работы для мужчины. Если ты хочешь, чтобы от меня пахло по-другому, нам придется куда-нибудь переехать.

Татьяна не хотела переезжать. Они только что устроились здесь.

– А насчет другого… – сказал Александр. – Я не хочу снова заводить этот разговор.

Верно, не надо вспоминать Лазарево, другой момент у моря рядом с вечностью. Но он был – в старой, пропитанной кровью стране. В конце концов, Стонингтон – с его теплыми днями и прохладными ночами, с пространством спокойной соленой воды везде, куда ни посмотри, с серебристо-синим небом и пурпурными люпинами, отражавшимися в прозрачном заливе вместе с белыми лодками, – это было больше, чем они когда-либо желали. Это было даже больше, чем они могли вообразить.

Единственной здоровой рукой Джимми замахал Александру.

– И как у вас прошел день? – спросила Татьяна, стараясь поддерживать разговор, пока они спускались к причалу.

Александр был в своих тяжелых резиновых сапогах. Татьяна чувствовала себя невероятно маленькой рядом с ним, в его подавляющем присутствии.

– Хороший был улов?

– Неплохой. Хотя большинство лобстеров были слишком маленькими, пришлось их выпустить. И много самок с икрой, их тоже отпустили.

– Тебе не нравятся самки с икрой? – Татьяна придвинулась чуть ближе, глядя на него снизу вверх.

Слегка моргнув, он шагнул в сторону:

– Они хороши, но их нужно отпустить в воду, чтобы они могли метать икру. Не подходи так близко, я грязный. Энтони, мы не сосчитали лобстеров. Поможешь их сосчитать?