Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе Страница 18

Постель была не смята; он позвал горничную.

– Где барыня?

– Вышла из дома.

– Как! Вышла из дома! В котором часу?

– Вчера.

– Вчера?

– Да, вчера, около обеда, прочитав вашу депешу. Может, поехала вам навстречу?

Капитан вспомнил, что накануне отправил жене депешу, в которой извещал, что останется в Оранже еще на несколько дней.

– Так. Мы, вероятно, разминулись.

Глава 10. Влюбленный лев

Горничная ушла, капитан остался один в размышлении, не возвратиться ли ему в Оранж. Он решил послать туда телеграмму, ибо предполагал, что жена его находится на пути между Парижем и Марселем. Сердясь на неудачу, подошел к камину, на котором лежали визитные карточки и письма; увидел карточки своего полковника и двух друзей, а также карточку графа д’Эмбрена, которого вовсе не знал.

– Это еще кто такой? – проговорил капитан с недобрым предчувствием.

Он прочитал письма. Первое было от его генерала и выражало искреннее соболезнование в связи со смертью его матери; капитан прочитал его вторично, со слезами на глазах. Но слезы его высохли при чтении второго письма – любовной записки от неведомого графа д’Эмбрена.

Дорогая Мари!

Я ждал вас вчера и жду сегодня. Мы пообедаем дома, в той маленькой голубой комнате, которую вы так любите. Моя карета, по обыкновению, будет ждать вас у третьей двери от вашего дома. Если нужно будет, я провожу вас в полночь, но надеюсь заставить вас забыть о времени.

Граф д’Эмбрен

И это письмо капитан прочитал дважды. Ему казалось, что все это он видит во сне: он не знал, что делать. Все рассказы о жене не могли убедить его, до такой степени он хотел жить среди своих иллюзий; но на этот раз сомнение было невозможно.

– Как! – воскликнул капитан, скомкав и бросив письмо. – Как! Эта несчастная женщина, которой я все простил, изменяет мне даже в минуты отчаяния, когда я только что лишился матери. И я, слепец, еще сомневаюсь! Она разорила меня, довела мою мать до гроба и еще осмеливается позорить мое имя! О Боже мой! За какие грехи ты наказываешь меня так жестоко? О, матушка, матушка!

Он горько зарыдал, понимая, что все погибло безвозвратно, и вспомнил о солдате, застрелившемся с отчаяния в любви.

– Он, по крайней мере, не свел свою мать в могилу! – проговорил капитан.

Шарль Флерио стал припоминать прошлое; до встречи с Мари Леблан в Версале он вел жизнь честного человека.

И эта женщина с ангельскими чертами лица повергла его в ад; он жил лишь одной любовью к ней, любовью как будто ниспосланною в виде наказания за дурное дело.

И, однако же, капитан не мог изгнать из мыслей прелестный образ, вводивший всех в заблуждение; он думал о первых радостях своего сердца, когда Мари дарила его очаровательной улыбкой; вспоминал о блаженстве, какое испытывал, когда она шаловливо падала в его объятия. И невольно представлялся ему вопрос: неужели в любви могут заключаться все преступления и отчаяние?

Произнеся имя матери, капитан, к своему удивлению, произнес и имя Мари. Без сомнения, изменяла ему не супруга, но та молодая девушка, образ которой он лелеял в своих мечтах; напрасно, однако, старался он отделять молодую девушку от женщины – разве не были обе они одним и тем же созданием?

Капитан хорошо это понимал, ибо сердился на самого себя за все свои низости; он задавал себе вопрос, не есть ли любовь безумие, не уничтожает ли страсть все прочие чувства в сердце, неужели мужчина, предавшись любви телом и душой, не сознает более своих поступков.

Он бил себя в грудь и в лоб. Смертельный враг, увидев его в эту минуту, пришел бы в содрогание, протянул бы ему руку; на всем свете не было человека несчастнее капитана.

Кто не почувствовал бы сострадания к человеку, который всегда свято хранил свято свое имя и честь, который терпит разом все муки и все скорби, и нет никого, кто бы его утешил!

– Стоило же уцелеть в трех или четырех битвах, где я мог бы славно умереть! – сказал он с горькой улыбкой.

Капитан хотел захватить свою жену у графа д’Эмбрена и покончить с ней трагически. Он убьет графа, убьет жену, убьет самого себя.

– Нет. Подобный мне человек не убивает женщин.

Кроме того, он чувствовал, что взгляд прекрасных глаз Мари обезоружит его, как бы ни был силен его гнев.

Он всегда подчинялся влиянию этой женщины и никак не мог избавиться от него – он, не знавший страха, бившийся один против десятерых, он, о ком в дневном приказе было сказано: «Капитан Флерио дрался как лев». Да, он стал влюбленным львом, без когтей и зубов, покорным той, которая остригла ему когти и вырвала зубы. Это своего рода проклятие.

Глава 11. Приданое ангела

Он упал в кресло перед угасшим камином, не зная, что делать.

Рассвело; свеча еще горела, когда госпожа Флерио отворила дверь. Он узнал ее по шелесту платья, но не повернул головы.

– Это ты? – сказала Мари.

Горничная не осмелилась ее предупредить.

Он ничего не отвечал.

Мари поняла, что он прочитал записку графа д’Эмбрена, но принадлежала к числу тех женщин, которые не скоро признают себя побежденными.

– Представь себе, – продолжала она, подходя к мужу, – мне снилось, что ты возвратишься сегодня утром. Я только говорю «снилось», в сущности же я не смыкала глаз во всю ночь.

Капитан готов был ее убить.

Она не умолкала:

– Я провела все время у постели одной своей приятельницы, лежащей при смерти, и, как видишь, не раздевалась… Бедная женщина! Не оправится. Ну что ж? Ты так и не скажешь мне ни слова?

– Нет, – выдохнул капитан, не хотевший говорить даже и это слово.

– Если бы ты знал, как я думала о тебе и о твоем горе!

Капитан встал грозный, обезумевший:

– Запрещаю вам произносить имя моей матери!

– Я не понимаю тебя, – сказала Мари, по-видимому, не испугавшись гнева своего мужа.

– Вы не понимаете меня! – Он поднял брошенное письмо и кинул его жене в лицо.

– И вы вообразили, – сказала она со своей ангельской улыбкой, – что я провела ночь у графа д’Эмбрена?

– Ни слова больше! Ложь еще сильнее возмущает меня, нежели ваши измены. Я едва сдерживаю себя, чтобы не раздавить вас, как змею. Вон!

– Вы приказываете мне уйти?

– Да, и тотчас, иначе я выброшу вас.

– Но вы забыли, что я у себя дома.

– У себя