Время ласточек - Екатерина Блынская Страница 15

– А, вон в городней хате кровать, вы там спите. А мы с матерью тут!

Глеб кивнул. Отпустил Маринку и, найдя ведро, пошел на колодец.

Природа кругом была тиха. Пели петухи. Веяло покоем. Из леса вылетали сойки с некрасивыми криками, и вяло лизались кошки, сидящие при дороге. Глеб уже кое-что понимал. И теперь он понял, что ему некоторое время придется привыкать к этому всему. Болезненно, муторно привыкать. Это как прямить кривые гвозди. Ни к черту они не нужны, но ведь прямить надо.

И Глеб, сжавшись, решил, что и это он переживет.

Глава седьмая

Жизнь с Адольфом

Глеб и Маринка утром шли до остановки и, стоя на тягучем ветру, холодном от близкой реки, ждали школьный автобус. Потом автобус, набитый сельскими детьми, ехал в Снагость семь километров по набухшей грязью дороге.

Дети в автобусе орали, Глеб держал за руку Маринку и знал, что он теперь один за всех. В школе они на время становились нормальными детьми, а не потерпевшими и пострадавшими. За партами они брали в руки ручки и карандаши, открывали тетради и писали. Открывали книги и читали. Для Глеба это было священнодействием, непонятным, зачем оно нужно вообще в мире, где есть только драки, зуботычины, мат, грязь всех мастей и субстанций, серая улица, темный дом с великолепными портретами поляцких предков Адольфа – и сам Адольф, гнусный тиран из учебника истории.

Адольф почти сразу отвез Аделину в райцентр, где их отказались расписывать: у Аделины паспорт был украинский, а у Адольфа российский. Нужно было ехать в консульство в Москву, подавать документы на получение гражданства, но никто, разумеется, этого делать не стал.

Ровно через девять месяцев со дня приезда Аделины с детьми в Антоново, в жаркий день, прямо дома, родился Яська.

К тому времени Адольф Белопольский уже понял, что Аделина от него никуда не уедет, что ее дети могут тихо сидеть, прибитые, в углу, что она сама по местным меркам красивая, страстная женщина (особенно если ее хорошенько побить). А жена поняла, что мужу перечить нельзя. Не зря он зэков охранял и среди односельчан носил прозвище отца – Адоль.

Яська родился, был забран в больницу вместе с матерью по скорой помощи, и Глеб с Маринкой остались одни с отчимом.

Адольф, изгнанный из колхоза и получавший некую пенсию, не мог прокормить их даже картошкой: все его деньги шли на самогон. Летом добавлялись дачники, и добрые люди давали денег на жизнь ради беременной жены, а еще он продавал грибы, рыбу и орехи.

Собирал по заброшкам цветмет. Летом на жизнь хватало.

Глебу пора было получать паспорт. Но мать куда-то дела документы, и ему выписали справку в военкомате. С этой справкой он и пришел устраиваться к Черемшину, фермеру, на работу.

Органы опеки знали, что Белопольские люди подозрительные, но ведь никто еще никого не убил… Да и таких семей везде полно.

В школе к Глебу относились спокойно, как и ко всем. Он сразу же отвоевал место у окна с хорошенькой девочкой Наташей и переписывал у отличницы Наташи все, что она ему показывала.

Наташе также льстило соседство Глеба, который был не такой мордатый и громкий, как все деревенские. Да и ситуация их сближала: Наташина мать, намаявшись в Питере в девяностые, тоже вернулась в село и вышла замуж за бывшего одноклассника. Только в их случае брак удался.

В другое, свободное от уроков время Глеб смотрел на Наташу как на картину, и как только она прикасалась к нему летящим краем платья или локотком, у него темнело в глазах от счастья.

Но за скромной и тихой Наташей стал ухлестывать антоновский мальчик Сережка Пухов, на полголовы выше Глеба.

Правда, Глебу это не помешало. Он сначала подрался с Пуховым за школой, а потом спросил Наташу, любит ли она Пухова.

Увы, Сережка ей нравился больше. Тогда для Глеба закончилась и эта красота. Он бросил школу, так и не доучившись седьмого класса.

Он пас коров, резал скот на ферме, возил сено, таскал домой зерно. Завел коня, на котором мог ездить до работы, и на вопрос, может ли помочь, никогда никому не отказывал.

Мать с маленьким Яськой очень радовалась, что Глеб ее поддерживает.

Но на все его вопросы о том, не пора ли вернуться в Одессу и хотя бы попытаться найти отца или сблизиться с бабкой, Аделина отвечала вздохами.

Глеб понимал, что для женщины это стыдно. Но не мог понять, почему мать заложила себя в жертву чему-то очень спорному.

Глеб стал говорить как все местные – путая суржик и чисто русский. Иногда он брал Маринкины школьные книжки, прочитывал за ночь и долго думал, куря в потолок, над тем, что мог бы стать героем Лермонтова или Шолохова.

Книжки он любил, потому что они давали ему возможность хоть на время выпасть из действительности.

Перечитав на пастбище Маринкину школьную программу на лето, взятую из школьной библиотеки, он пошел в библиотеку взрослую, откуда его с позором прогнали. Для записи нужен был паспорт или свидетельство о рождении. Но их не было.

– Ты же умный парень! – кричала на него усатая библиотекарша Маруся. – Иди учись! Ты таковой сметкий та головастый! А возьми домой списанную литературу!

И Глеб доставал из полусырого сарайчика книги прошлых времен, отчищал их от побегов черной плесени и читал.

Да, Глеб сильно отличался от местных. И он отчего-то взял себе в голову, что если уедет отсюда, то без него погибнет вся семья.

Глеб обратился к матери: а не пора ли ей поехать с ним в Москву, попробовать узакониться? Ведь Яська тоже получил некую справку и жил, ожидая гражданства. Мать только пожала плечами.

– А на кой тебе в селе паспорт?

И Глеб согласился с ней, видя, что ей не только ходить по двору тяжело: ей тяжело просто жить.

Аделина, откормив Яську, вышла на работу в местную амбулаторию уборщицей. Также ездила три раза в неделю в сельсовет и убирала там.

Глеб смотрел на мать как-то очень преломленно, нездешне. В его глазах она была другой. Он помнил и принимал ее той, которой она была там. В Одессе.

Бабуля иногда присылала гривны, от которых не было толку. Чтобы их поменять, нужен был паспорт и город.

А отсюда до города было далеко. Пока Адольф ездил менять гривны, так как только у