Мышка - Алла Каргина Страница 12

Глаза сэра Ланселота полезли на лоб:

— Питер, ты что такое говоришь?

— Правду, сэр.

— Кто учил тебя вести переговоры? Ты шпаришь прямо в лоб… Немного дипломатичности, мальчик. Ты британец, и значит…

— Я американец. Мы так ведем переговоры и именно так приходим к успеху. Если же вас интересует британский формат, то мы сейчас рвем эту бумагу, и я, маркиз Солтлейн, даю вам честное слово, что, как только деньги поступят на наш счет, я отблагодарю вас за эту сделку, переведя лично вам заранее оговоренную нами сумму. Выбирайте.

Питер с легкой улыбкой следил за сэром Ланселотом, на лице которого отражалась нешуточная борьба.

— Значит, говоришь, никто, кроме тебя и меня?

— Так точно, сэр.

— Но ведь в случае чего я не смогу пойти с ней суд?

— Не сможете, сэр.

— Тогда для чего она нужна?

— Ну, это типа «лучше, чем ничего».

Питер забавлялся колебаниями старика. Его всегда интересовал людской выбор между безопасностью и жадностью.

— Мне нужно подумать.

— Сутки.

Старик задумался, словно подсчитывая что-то в уме:

— Двое суток, Питер. Дай мне хотя бы сорок восемь часов. Тебе же здесь неплохо, верно? Если что не так — только скажи…

Питер неохотно кивнул:

— Меня ждут дела, но… извольте. Двое суток.

Сассекс, поместье Солсберри, 7 ноября, 11:10

Доктор Митч, моложавый, подтянутый шатен сорока трех лет, практически взлетел по главной лестнице поместья Солсберри. По легенде он шел навестить пациентку — мисс Линли, на самом же деле гораздо больше его интересовала миссис Линли — Алана Кроули в девичестве, какую он помнил все эти годы.

День их знакомства запомнился ему навсегда, так как именно в тот день он в первый и последний раз пожалел о женитьбе на Фионе. Ни до, ни после он не встречал женщин, подобных Алане — и дело было даже не в идеальной фигуре и красивом лице. Она была Женщиной. Именно так, с большой буквы. В свои двадцать она уже была молодой Женщиной. Он был уверен, что такой она была всегда, с рождения. В день знакомства она пленила его сердце раз и навсегда.

Он жил с Фионой, потом хоронил ее, потом вместе с Аланой они хоронили Хьюберта. И никогда Заку не приходило в голову перейти границу дружбы. Никогда, до сего момента. Потому что вчера, навещая Кристину, он случайно уловил странный взгляд, которым обменялись дочь с матерью. Заметив его внимание, Алана смутилась, а Кристина улыбнулась и, надев наушники, углубилась в книгу. По приезде домой он не мог понять, что же смутило его тогда, что царапнуло, и, лишь ложась спать, «прозрел». Книга! Кристина читала обычную, бумажную книгу. Зачем бы ей было надевать наушники? И эта переглядка с матерью. Она что, оставила их тет-а-тет? То есть покинуть комнату из-за ушибленной ноги она не может, следовательно, наушники…

Неужели Алана попросила ее об этом? Неужели?..

И доктор промучился до рассвета, а утром, твердо решив получить ответ на волнующий его вопрос, отправился навестить миссис мисс Линли, ибо это она была его пациенткой. И букет почти красных роз, нет, не алых, и даже не совсем красных, скорее, темно-розовых, предназначался, конечно же, его юной пациентке, к которой он не мог испытывать ничего, кроме отеческой привязанности.

Постучавшись в дверь и дождавшись приглашения войти, доктор вошел и обнаружил Алану, поправляющую макияж. Кристины в гостиной не наблюдалось.

— Доброе утро, миледи.

— Доброе утро, доктор.

Зак протянул Алане букет и поймал себя на том, что чуть не поцеловал ей руку, что было бы крайне неуместно, смешно и нелепо.

Алана жестом пригласила доктора присесть.

— А Крисси в ванной. Рози помогает ей. Такая хорошая девушка.

Доктор схватился за предложенную тему, как утопающий за соломинку.

— Рози?

— Да, горничная. Ее любезно одолжил нам дядя Ланс на период нашего пребывания в поместье.

Тут Алана смутилась.

— Мы сами слуг не держим, а на таких приемах это принято… Ну, вы понимаете…

Алана смутилась еще больше.

Желая помочь ей обойти эту, судя по всему, неприятную тему, доктор перевел разговор на себя:

— Ничего страшного. Я могу заехать вечером и осмотреть мисс Линли. Когда вам будет удобно?

— Мне?

— Вам, в смысле, не вам лично, а вам обеим.

После ночи безумных мечтаний разговор с Аланой давался доктору нелегко. Ей тоже почему-то было непросто. Она периодически кидала взгляд в сторону секретера, на котором стояли две вазы с букетами: одна с белыми фиалками, а другая с алыми розами, принесенными Заком.

Да не с алыми, а с темно-розовыми!

Разговор прервал легкий вскрик и всплеск, донесшийся из ванной. Алана бросилась туда. Доктор попытался было последовать за ней, но вовремя подумал, что Кристина, скорее всего, не одета, и притормозил.

Вскоре Алана вышла из ванной, на ходу вытирая руки:

— Простите, доктор, я нужна Крисси. Если вы…

— Нет-нет, что вы, я пойду. Не буду мешать. Я зайду. Позже.

И доктор ретировался, оставив ее в легком недоумении.

Сассекс, поместье Солсберри, 7 ноября, 11:20

Питер злился. Уже неделю он здесь, а результата — ноль. Старик Солсберри морочит ему голову, оттягивая принятие решения. То ли просто боится, то ли ждет чего.

Что ж, дадим ему эти двое суток. Не родит — буду решать сам. Хотя что тут решать — уеду, и все. Пора возвращаться.

Питер почти дошел до своей комнаты, когда заметил Беннета, подающего ему странные знаки. Питер остановился. Камердинер принялся показывать пантомиму, смысл которой Питер разгадал как «надо поговорить». Поняв, что дело нечисто, он пошел в сторону Беннета, но тот упорно уводил Питера от его комнаты. Наконец Беннет нашел свободную комнату — туда же зашел Питер.

— Слава богу, сэр, вы все поняли верно. А то я мобильный в комнате забыл, пока схожу за ним, пока…

— И в чем дело?

— В мисс Монтгомери, сэр. Я не мог позволить, чтобы она увидела это.

Питер обомлел, увидев, как из-за спины Беннета осторожно показывается… букет розовых фиалок.

— Какого?!..

Питер смотрел на камердинера, возвышавшегося над ним на добрых полметра, и не знал — плакать ему или смеяться. Букетик фиалок в руках этого, по меркам Питера, великана выглядел нелепо и очень смешно. Только Питеру было не до смеха:

— Объяснитесь.

— Для мисс Линли.

— Я догадался. От вас?

— Упаси боже, милорд! Я бы не осмелился!

— А значит?..

Этот тихий, вкрадчивый голос был хорошо знаком Беннету. Именно таким маркиз распекал и