Элизабет Чедвик - Зимняя мантия Страница 11

– Все равно ему тебя не отдадут.

Джудит пожала плечами, как будто ей было безразлично, что случится.

– Я могу вышить его портрет на картине, но это не значит, что я жажду выйти за него замуж.

– Разве? – проницательно спросила Агата. – А я слышала, что твоя мать держала тебя взаперти, чтобы ты с ним не встречалась.

Джудит выпрямилась.

– Тогда ты слушала сплетни в темных уголках. – Она отложила вышивание. – Я не сделала ничего, заслуживающего порицания.

Агата подняла брови.

– Ты раньше не была такой сердобольной в отношении больных, – заметила она. – А здоровье Симона де Санли тебя глубоко трогало.

– Он пострадал при мне. Разумеется, я о нем беспокоилась, – раздраженно сказала Джудит. – Я все еще боюсь, что он останется хромым на всю жизнь.

– И это не имеет никакого отношения к посещениям мальчика английским графом.

Джудит вскочила. Какая же все-таки стерва ее кузина!

– Конечно, не имеет.

Агата недолго молчала, потом презрительно заявила:

– У Уолтефа есть любовница в Фекаме – шлюха из Гюрделя, что около гавани.

– Подозреваю, что и это ты узнала от Эдвина. – Джудит стояла к кузине спиной, чтобы та не видела выражения се лица.

– Нет, мне рассказал об этом брат, Робер. Он был там с друзьями и видел его с ней. Робер еще сказал, что за деньги она готова на любые пакости. И у нее волосы – как у тебя.

Джудит осторожно поставила корзинку с вышивкой на скамейку.

– Личная жизнь графа Хантингдонского меня интересует меньше всего, – ледяным тоном заявила она. – Твоя болтовня мне надоела, Агата, не желаю ничего больше слышать. – С гордо поднятой головой она вышла из комнаты и присоединилась к матери и сестре, вышивавшим тунику для отсутствующего отчима.

Молчание нарушила Аделаида, вздохнув и отложив в сторону рукоделие.

– Хочу тебе сказать, что от мужа прибыл посланник. Я не была уверена, стоит ли тебе говорить, но решила, что скрывать это ни к чему. Скоро все будут знать. В Англии волнения.

Джудит и Адела встревоженно подняли голову. Они не были особенно близки с отчимом, но он был членом семьи, и обе почувствовали укол страха.

– Воры и бунтовщики объединились и устроили беспорядки. Ваш отчим говорит, что ситуация напоминает бурлящий котел, с которого вот-вот сорвет крышку. – Аделаида прямо не говорила, что боится за жизнь мужа, но Джудит уловила ее беспокойство.

– Дядя Вильгельм пошлет кого-нибудь на помощь, – быстро нашлась она.

Аделаида кивнула.

– Он уже собирается пересечь пролив и положить конец этому безобразию раз и навсегда. Они дорого заплатят, – В ее голосе слышалась ярость.

– А заложников он возьмет с собой?

– Этого я не знаю, но очень надеюсь, что возьмет. Они здесь только пьют и едят и оказывают дурное влияние на нашу молодежь.

– Когда дядя уезжает? – спросила Джудит, склонив голову, чтобы мать не заметила раздраженного выражения ее лица.

– Как только соберет войска и подготовит суда. Твой отчим слышал, что северяне обратились к датчанам… Нельзя допустить, чтобы к ним присоединились англичане.

Уолтеф был наполовину датчанином. К кому он присоединится во время смуты – к бунтовщикам или к ее дяде?

Знает ли он о последних событиях и как поступит? Воспользуется ли он случаем, чтобы поднять восстание, или покажет себя верным вассалом, и тогда – кто знает! – ее дядя, может быть, согласится отдать ему в жены нормандскую невесту? Oнa терялась в догадках, потому что, несмотря на их встречи у постели Симона, она его совершенно не знала.

Слухи о возвращении в Англию вызвали разную реакцию у заложников-англичан. Они радовались возможности вернуться домой, робко надеялись, что восстание будет удачным, и продолжали негодовать, что их держат на привязи у Вильгельма, как нашкодивших ребятишек.

– Если Вильгельм до конца года не отдаст мне Агату, я найду способ присоединиться к бунтовщикам, – заявил вдрызг пьяный Эдвин.

– Ты считаешь, что сможешь победить Вильгельма? – недоумевал Уолтеф. – Думаешь, что ты как воин лучше Гарольда Годвинссона?

– Гарольд неправильно выбрал место и время, – с трудом выговорил Эдвин.

Моркар энергично кивнул в знак согласия. Его поддержал и Эдгар Ателинг, внимательно прислушивавшийся к перепалке.

– Весь север поднимется, – уверенно заявил он. – Если датчане пошлют флот, мы стряхнем нормандцев, как собака стряхивает воду с шерсти.

Упоминание о датчанах встревожило Уолтефа. Как ему поступить, если датчане пришлют флот, – присоединиться к ним или остаться верным Вильгельму? Он был уже пьян и не мог соображать. Но понимал, что, если пойдет против Вильгельма, Джудит будет для него навсегда потеряна. Только верность Вильгельму дает ему шанс, да и то мизерный.

Он знал, что все любят его за хороший характер и способность посмеяться над собой. Он редко злился, был терпелив даже с надоедливыми детьми, злыми собаками и выжившими из ума стариками. Но сегодня, когда он прислушивался к пьяным разговорам, ему было не до смеха.

– Я привез тебе подарок, – сказал Уолтеф.

Симон увидел, как он достает из-под плаща трость. Очень красивую, резную, из ясеневого дерева. Они сидели на скамейке во дворе главного особняка в Фекаме, где шли приготовления короля Вильгельма к отплытию в Англию.

Симон сразу возненавидел трость, но заставил себя улыбнуться.

– Очень красивая, большое спасибо, милорд. – Вполне подойдет для старухи, но не десятилетнему мальчику, которому хотелось бежать через двор с легкостью молодого оленя.

Каждый раз, когда он наступал на больную ногу, ее пронзала резкая боль. Кость неплохо срослась, если вспомнить о том, насколько серьезным был перелом, но нога осталась искривленной. Теперь он не шагал бездумно, а с трудом передвигался, припадая на больную ногу.

Уолтеф хмуро наблюдал за ним.

– Ты должен ходить каждый день, – наставлял он. – Все больше и больше. Только тогда сможешь окрепнуть.

– Больно, – пожаловался Симон, не в силах скрыть своей тоски.

– Знаю.

– Но не чувствуете, – огрызнулся Симон. Он сжал трость в руке. Подавляя желание забросить ее куда подальше, он продолжал хромать по двору.

– Верно, но я вижу, – возразил Уолтеф, идя рядом с ним. – Если не будешь бороться, парень, пропадешь.

Симон промолчал, только сердито сжал губы.

– Никогда не думал, что тебе недостает мужества, – посетовал Уолтеф. – Но пользы от мужества будет мало, если ты не перестанешь себя жалеть.

Симон уже хотел остановиться, но Уолтеф заставил его дойти до середины двора.

– Намного лучше. – Он хлопнул Симона по плечу, отчего тот едва не упал. – Весной ты будешь ходить в три раза быстрее и ездить верхом. Можешь мне поверить. Я не пытаюсь утешить инвалида, во всяком случае, я на это надеюсь.