Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон Страница 10

В час наслажденья желанный

Светлой ночною порой…

— Послушайте, — сказал я, — если у вас нет никакого дела, то не сочтите за грубость, — я закрываю дверь.

— Эй, постой, друг сердечный. Ты, я вижу, не понимаешь шуток. Ты ведь не хочешь, чтобы меня поколотили! Меня послал старик Хизи-ози к мистеру, как бишь его, Балдурдуру. У меня письмо.

И точно, он показал мне письмо.

— И вот что еще, приятель: умоляю — чертовски проголодался.

— Ладно, иди в дом. Я накормлю тебя. Пусть не мне, так тебе достанется завтрак.

С этими словами я провел его в кухню и усадил на свое место, где он с жадностью стал уписывать остатки каши, то и дело подмигивая мне и строя всевозможные гримасы, по-видимому полагая, что они придают ему бравый вид. Между тем дядя прочел письмо и сидел в глубокой задумчивости. Наконец он вскочил в оживлении неизъяснимом и потянул меня за рукав, делая знак отойти в сторону.

— Прочти-ка, — проговорил он, протянув письмо.

Письмо это у меня сохранилось, привожу его слово в слово:

Трактир «Боярышник», Куинсферри

Сэр, стою на рейде неподалеку от вас и думаю отдать якорь, а потому посылаю к вам моего юнгу. Если у вас будут ко мне еще поручения, то прошу учесть, что сегодня последний день. Другого случая может и не представиться: ветер попутный и самое время выходить в море. Не скрою от вас, у меня были неприятности с вашим поверенным, мистером Ранкейлором, так что, если вы в срок не уладите это дело, то понесете убыток. Счет на ваше имя я выписал, как записано у меня в расходной книге.

Остаюсь ваш покорный слуга,

Элиас Хозисон.

— Видишь ли, Дэви, — заговорил дядя, увидя, что я прочел письмо до конца. — Я веду дела с этим Хозисоном. Он из Дайзерта, шкипер, владелец торгового брига «Ковенант». Так вот, если мы сейчас с тобой да вот с этим малым пойдем к шкиперу, я бы подписал с ним кое-какие бумаги, в трактире или на бриге, а потом можно заглянуть и к стряпчему, мистеру Ранкейлору. Конечно, после того, что меж нами вышло, ты мне на слово не поверишь. Другое дело — Ранкейлору. Ему-то ты можешь верить. Его все знают. Добрая половина здешних дворян у него в клиентах. Человек он почтенный, уважаемый, да к тому же знавал твоего отца.

Я задумался. Я буду на набережной у перевоза. Чего же мне опасаться? Место, без сомнения, людное, и дядя не посмеет затеять худое. А кроме того, я не один, с нами юнга. Коль скоро мы будем у перевоза, размышлял я, можно будет нанести визит стряпчему, а если дядя заупрямится, я буду настаивать, я добьюсь этого визита. Конечно, в глубине души меня влекло к морю, которое я видел лишь издали. Не нужно забывать, что вырос я в тиши долин и холмов и только три дня тому назад увидал впервые залив, узкую голубую полоску, по которой ползли игрушечные суда. Итак, я решился.

— Извольте, я согласен, — сказал я дяде. — Пойдемте в Куинсферри.

Дядя облачился в кафтан, нахлобучил шляпу, пристегнул заржавелый кортик. Мы погасили огонь в очаге, заперли дверь и двинулись в путь.

Резкий северо-западный ветер дул в лицо. Было начало июня, в траве по-летнему белели маргаритки, деревья утопали в белом цвету, а, глядя на наши посиневшие до ногтей руки, пощипываемые холодком, можно было подумать, что на дворе зима, декабрьский мороз со снегом.

Дядя шел еле-еле, припадая на ногу, как старый пахарь, возвращающийся домой после трудов праведных. За всю дорогу он не сказал ни слова, а я тем временем беседовал с юнгой. Он поведал мне, что зовут его Рэнсом, что он на море с девяти лет, но назвать свои года он затруднялся: по его словам, он потерял им счет. Несмотря на пронизывающий ветер и мои настойчивые увещания, он задрал рубашку, показывая татуировки, сплошь покрывавшие его грудь. Речь свою пересыпал он отборной бранью, но бранился он из бравады, как школьник. Похвастал юнга и своими подвигами: доносами, кражами и даже убийством, причем приплел такие густые подробности, что я усомнился в его рассказах. Мне стало его жаль.

В свою очередь я расспросил его о бриге и о шкипере Хозисоне. Рэнсом отозвался о них с восторгом. Бриг, по его словам, был великолепный, а что касается до его владельца, Хизи-ози, как именовал его юнга, то это был сорвиголова, которому и черт не страшен и бог нипочем, который и на Страшный суд пойдет на всех парусах. Иными словами — жестокий, грубый, бессовестный человек. И все эти качества вызывали у бедного малого восхищение; таким, по его убеждению, должен быть настоящий моряк. Лишь одно обстоятельство бросало тень на его кумира.

— Шкипер он, правда, так себе, одно слово, что шкипер. Моря не знает, — признался он. — А управляет бригом мистер Шуэн, он дело знает, но уж как напьется — держись. Да вот погляди-ка. — И с этими словами юнга приспустил чулок и с гордым видом показал мне большую рану с запекшейся кровью, при виде которой у меня в жилах заледенела кровь. — Это все он, мистер Шуэн, его рук дело.

— Как? И такое варварство ему сходит с рук? Ведь ты же ему не раб какой-нибудь. Что же ты терпишь такое обхождение?

— Это я-то терплю! — воскликнул глупый юнец, сразу изменив тон. — Да я ему еще задам. Вот это ты видел? — и он показал мне большой нож, будто бы им украденный. — В другой раз пусть только сунется. Как пырну — и душа его в рай. Уж мне-то такие дела не впервые. — И в подкрепление своих слов он разразился бранью, грязной, ужасно нелепой в его устах.

Никогда еще ни к кому я не испытывал такой жалости, как теперь, глядя на этого глупого, несчастного малого. Мне невольно подумалось, что бриг «Ковенант», несмотря на свое благочестивое название[4], благочестием, видно, не блещет. Не судно, а какой-то плавучий ад.

— А родные-то у тебя есть? — спросил я.

Он сказал, что в каком-то английском порту жил у него отец, но в каком именно, теперь уже не припомню.