Кровь Геркулеса - Жасмин Мас Страница 7

Боль пронзила грудь.

Никогда еще приступ паники не ощущался так остро.

Соль-диез крещендо.

Дышать становилось все труднее, но я упорно стояла с поднятыми вверх руками и молилась, чтобы у меня хватило сил дождаться. Чарли мучительно раскачивался взад-вперед.

Ради него я смогу что угодно.

Может, мы и не родственники, но, как проповедовал отец Джон, «кровь завета гуще воды в утробе матери»[4].

День и ночь мы с Чарли вместе выживали в этом адском трейлере. Мы делили картонную коробку. Мы вместе голодали. Если не считать Никс, то он был моим единственным близким.

– Какой у тебя план? – спросила Никс, ее невидимый язык коснулся моей щеки.

– Если они войдут, – я подвигала шеей из стороны в сторону. Хрустнули суставы, – мы убьем их.

Раздался грохот тарелок.

Боль в груди превратилась в агонию.

Чарли зарыдал громче.

Вокруг происходило много чего.

– Блестящий план, – прошипела Никс.

Приемные родители победили: они сделали из меня убийцу.

По ту сторону двери Мать издала нечеловеческий вопль, и волосы у меня на затылке встали дыбом. Звук был настолько отвратительным, что паника усилилась вчетверо. Грудь продолжала болеть, и я задыхалась от изнеможения.

Послышались тяжелые шаги.

Руки тряслись от усталости, но я упрямо пыталась поднять пожелтевшую крышку выше. Я готовилась к бою.

Голос Отца был совсем близко, он кричал:

– Дети, помогите, скорее… Кто-то ее мучает!

Я замерла.

Что он только что сказал? Он что, просил нас о помощи?! Тех, кого он собирался убить? Он что, пошутить решил?

Чарли всхлипнул и плотнее свернулся калачиком.

Я закрыла глаза, продолжая стоять неподвижно.

Вопли слились в подобие гармонии.

– Дети, звоните 777, вашу Мать схватил Титан! – Дверь в ванную загрохотала, словно он пытался ее выбить. – Алекс, сделай что-нибудь.

Ненавижу это прозвище.

У нас не было матери.

Это нельзя было назвать матерью.

От пронзительного вопля с кухни кровь стыла в жилах.

Титанов привлекала кровь и насилие, но в нашем трейлере страдали почти каждый день. С чего бы Титанам нападать именно сейчас? Это бессмысленно, разве что…

Я охнула: после того, как Никс разбила окно, оно осталось распахнутым настежь. Трейлер больше не был заперт.

Зверь пробрался внутрь.

Крышка в моих руках неистово задрожала. Ледяные чешуйки скользнули по моей шее, словно Никс готовилась к атаке.

– Что-то невидимое разрывает ее на части… Это… Это… Это один из них… Точно он… Пожалуйста, позовите… Пожалуйста, помогите! – взмолился Отец за дверью.

Дверь натужно заскрипела от мощного удара. Он явно пытался ее выбить.

Я согнулась пополам от боли в груди.

Мать закричала еще громче, а Отец зарыдал, царапая ногтями дверь ванной.

– Пожалуйста, вызовите Спартанцев. Пожалуйста, дети. У нее изо рта идет пена, это… ужасно.

На нее напали, а он стоял у двери. Все было взаправду, к нам пришли Титаны.

Я крепко зажмурилась.

Чарли зарыдал еще громче.

Оркестр играл последний акт.

Кулаки стучали в дверь, отчаявшийся мужчина срывался на крик, а мои руки дрожали все сильнее.

Кровь катилась по моему лицу и капала на пол.

Дребезжала дверь.

Кричала умирающая женщина.

Звучала призрачная классическая музыка.

– Ты сильная, – прошептала Никс. – И очень храбрая. – Чешуйки скользнули по лицу, словно ехидна пыталась меня утешить. – Ты справишься с чем угодно, тебе подвластна вся Вселенная.

Слезы смешались с кровью и потекли по моему лицу.

Я не двигалась и не открывала глаза.

Телефон на стене остался нетронутым.

Раздался ужасный булькающий звук, а затем… тишина. Слышны были только прерывистые рыдания Отца.

Музыканты опустили свои инструменты и поклонились.

Я затаила дыхание и ждала. Ждала, когда Отец начнет издавать те же звуки, что и Мать. Ждала, что дверь сломается. Ждала битвы с Титаном. Ждала смерти.

Время замедлилось.

Я продолжала ждать.

– Кажется, монстр ушел, – сдавленно сказал Отец. Громыхнуло так, словно он споткнулся и упал. Хлопнула входная дверь. Он умолял соседей о помощи, но его голос звучал приглушенно.

Я так и не выпустила свое оружие.

В углу тихо всхлипывал Чарли.

Боль в груди постепенно отступала, и окружающий мир плыл перед глазами.

Шумы, звуки, движения – все было как в тумане.

Времени больше не существовало.

Чарли сонно прижался к моему боку. Я моргнула, приходя в себя.

Надо мной мерцал тусклый зеленый свет, а подо мной оказался знакомый потрепанный диван. В трейлере наступила ночь, и в темноте за окном тихо падал снег.

Буря прошла.

Я обнимала спящего Чарли за плечи, а Никс крепко обвилась вокруг моей талии, невидимая под толстовкой. Куча незнакомых людей энергично сновала по трейлеру. Один из них сказал что-то о том, что его вызвали соседи.

Двое незнакомцев повернулись ко мне.

Я вздрогнула и попыталась сползти вниз по спинке дивана. Мне не нравилась их близость.

Но медикам, мужчине и женщине, было все равно. Они наклонились ближе, вторгаясь в мое личное пространство. На их бейджах красовался золотой лев – символ Дома Зевса.

Если бы у меня были силы, я бы закричала.

Но у меня получилось только недовольно промычать.

Они чем-то намазали самые крупные порезы на лице, руках и ногах. Меня передернуло.

– Не двигайся, – прошипела женщина-медик. – Это очень дорогой спартанский лечебный гель. Тебе повезло, что его хоть немного осталось.

Ее губы скривились в гримасе отвращения.

Мне не лекарство не нравится, а то, что ты меня трогаешь.

– Скажи спасибо, что мы вообще его используем, – язвительно продолжал мужчина-медик. – Срок годности этого тюбика истек. Иначе мы бы ни за что не стали тратить на тебя лекарство. Олимпийские лаборатории Спарты вкладывают годы экспериментов и разработок в создание этих чудодейственных препаратов.

Было бы лучше, если бы срок годности не истек.

Глубоко вздохнув, я начала напевать себе под нос классическую мелодию и сосредоточилась на положительных моментах: в нескольких футах от меня люди в белых защитных костюмах засовывали Мать в мешок для трупов, а Отца допрашивали. Он стоял посреди сугробов и громко ругался.

Любо-дорого смотреть.

Дверь трейлера захлопнулась.

– Лежи спокойно, – огрызнулся мужчина-медик. Схватив меня за подбородок, он протирал мой левый глаз.

Он, наверное, и считать-то толком не умеет. Карл Гаусс никогда бы не стал говорить со мной таким тоном.

Высокий полицейский встал передо мной на колени. Он был одет во все черное, по бокам висела пара модных спартанских пистолетов, а на удостоверении сверкала эмблема Дома Артемиды – необузданный конь с дикими кроваво-красными глазами.

Полицейский щелкнул кнопкой включения на диктофоне и заговорил тихим голосом, словно с пугливым зверьком:

– Просто расскажи нам, что произошло. Твои раны. Это отец сделал? Он бил тебя? – он говорил