Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой Страница 51

– Пришлось научить ее играть. Не век же нам с Альфредом гусарика на двоих расписывать, – пояснил Никитич и пригласил меня за стол.

– За знакомство, – предложил месье Бега и поднял рюмку. – Как говорится, бон пети!

Все выпили и сорвали по свежему огурчику. Анюта раскраснелась. Она аппетитно захрустела огурцом, с интересом поглядывая на меня,

– Ну-с, начнем, – сказал Афанасий Никитич и начал раздавать карты. Альфред принялся чертить мелом на сукне.

– Почем вист? – поинтересовался я тоном знатока.

– Сотка, – небрежно бросил француз.

– Что значит – сотка? – испугался я. – Сто долларов, что ли?

– Это Никитич придумал так играть, – успокоила меня Анюта. – Земли-то у всех – хоть отбавляй.

Теперь я понял, что имел в виду Катькин дедушка, когда говорил, что заезжий гость остался «должен семь гектар с хвостиком». Вот оно, значит, что!

– Но у меня нет земли, – еще больше испугался я. – Только денег немножко…

– На деньги неинтересно, – протянула Анюта и повела плечами под шалью.

– Я тебе одолжу для начала гектарчик, – сказал Афанасий Никитич. – Потом как-нибудь отдашь, когда отыграешься.

Пришлось согласиться, и игра началась. В моей памяти мало-помалу всплывали комбинации, которым меня научила еще Кэт. Ужасно не люблю влезать в долги, поэтому мне непременно нужно выиграть или хотя бы не проиграть. «В любви мне последнее время не везет, – подумал я и посмотрел на вздернутый Анютин носик, – так что должно повезти в карты».

– Алле и вуаля, – произнес Альфред Бега и сделал первый ход в бубну.

– Ну нет бубей, хоть лбом их бей! – патетически вздохнул дедушка моей лучшей подруги и наморщил лысину.

Анюта помусолила карты и начала явно подыгрывать мне. После первого круга месье Бега разлил еще водки и предложил нечто невразумительное:

– Пур либертэ, фратернитэ и, если так можно выразиться, эгалитэ!

Все закусили свежими помидорами, которые в избытке произрастали в этом карточном доме. Мне хотелось курить, но последнюю «Яву» я выкурил после того, как мы с Никитичем распилили бревно.

– У вас закурить не найдется? – задал я типично хулиганский вопрос французу.

Он пожал плечами. С места сорвалась Анюта. Она исчезла в тропических джунглях и через минуту вернулась с толстой сигарой.

– Вот, Никитич сам крутит. Из своего табака.

Я удивился, но сигару взял. Старик довольно крякнул и поднес мне спичку. Табак оказался удивительно душистым. Прочтя недоумение на моем лице, Афанасий Никитич пояснил:

– Я туда лавровый лист добавляю. И манго. Для скуса.

Скуса! Катькин дедушка очень старался быть настоящим пейзанином. Альфред протянул мне карты.

– Что, моя очередь мешать? – переспросил я.

– Мешают навоз в тазу, – строго сказал Никитич. – Карты тасуют.

О! Да у них тут прямо священнодействие какое-то! Недаром все вырядились как на парад. И мне еще будут что-то говорить про сельскую скуку…

Играли мы долго. Часов до трех ночи. Наконец месье Бега начертил на сукне последнюю цифру и занялся подсчетом, бормоча себе под нос французские числительные. Все с нетерпением ждали итогов. Я тоже тревожно ждал, кто выиграл.

– «Се ля ви!» – сказал умирающий, – мрачно пошутил Альфред.

Он выписал на столе итоговые цифры. В столбик. Я осторожно заглянул под локоть француза. Там было написано – имена по-французски, а гектары почему-то по-русски:

M-lle Vetochkine +2,34 га

M-r Kolossoff -9,50 га

M-r Bega -2,34 га

M-r Arsenii +9,50 га

Собиратель подставочек для яиц не знал моей фамилии и ограничился только именем. Но я все равно понял, что выиграл. Целых девять с половиной гектаров пахотных земель. Вернее, если учесть, что один гектар я был должен Катькиному дедушке, восемь с половиной. Что ж, эта феллиниевская цифра совсем неплоха!

Анюта ликовала вместе со мной. Она тоже выиграла.

– Ну, Альфредик, – сказала она, – с тебя два гектара! Сотки я тебе прощаю, так и быть.

Француз грустно закивал головой. Его усики поникли. Из-за стола поднялся Афанасий Никитич.

– Не ожидал, что ты такой ас! – воскликнул он радостно, забыв, что «ас» не относится к исконно русским словам. – Ну, пойдем отмерять…

Все встали и гуськом потянулись во двор. Афанасий Никитич покопался в сенях и вытащил огромный фонарь. Мы подошли к забору. Снег был испещрен кошачьими и куриными следами. Впереди метнулась гигантская тень Барсэга.

– Давай-ка, – обратился ко мне старик, – подсоби мне.

Мы с ним ухватились за штакетины и потащили их в поле. Катькин дед что-то долго высчитывал и изгибал забор строго по нанесенным на него отметинам. Альфред и Анюта молча наблюдали за нашими манипуляциями.

– Ты не возражаешь, если мы твой участок пока к моей землице прирежем? – пропыхтел Афанасий Никитич. – Кто знает, как игра повернется? А станешь и дальше выигрывать, мы тебе такой же заборчик соорудим. Будешь на своей земле хозяин! А там и дом…

«Вот так перспектива!» – ахнул я про себя. Никогда еще я не был землевладельцем. Этак можно застрять тут на всю жизнь!

Наконец забор отодвинулся так далеко, что его почти не было видно в темноте. Мы пошли, хрустя снегом, на свет далекой теплицы.

У крыльца осталась одна Анюта. Месье Бега, не вынеся поражения, загрустил и пошел домой.

– Вы меня проводите? – спросила девушка. – Тут недалеко…

«Реджинальд взял ее под нежный локоть и обвел вокруг развалин замка…»

– Конечно! – И я галантно выставил локоть.

Мы двинулись между темными домами. Анюта молчала. Наверное, в связи с недавним выигрышем, она почувствовала во мне завидного жениха.

Около небольшого домика, в котором теплилось окошко, мы остановились. Забор вокруг домика был самый обыкновенный: серые доски, набитые вкривь и вкось.

– А вы как же меряете?

– Это только Никитич так серьезно ко всему относится. А мы с Альфредом только в уме прикидываем, кто кому сколько должен… – Анюта распахнула калитку. – Ну все, мне пора…

Я посмотрел на русую челку, выбившуюся из-под ондатровой шапки. Свой учительский узел Анюта успела распустить. Неожиданно во мне шевельнулась нежность. Что ж, надо ловить судьбу за хвост! Я шагнул к девушке. Она не отстранилась. Пришлось положить руки на ее плечи.

– Целуй быстрей, – неожиданно проговорила мадемуазель Веточкина, – а то, не дай бог, Альфред увидит!

– Он что же, на дуэль меня вызовет?

– На дуэль, может, и нет, а вот лопатой огреет точно…

Засомневавшись было, я все-таки решился и быстро нагнулся к ее лицу. После ледяного поцелуя на моих губах остался вкус детского крема. Что же это, она заранее была уверена, что будет целоваться со мной на морозе, раз намазала губы?