Мертвые мальчишки Гровроуза - Gadezz Страница 25

Стараясь сохранить беспристрастное выражение лица, я улыбаюсь уголком губ, следуя задуманному, в надежде, что изображаю уверенность верно.

– Сбежал с выпускного? – охранник пялится на мою пурпурную розу.

Из-за берушей в ушах голос его звучит как из канализации в туалете, из которого я недавно вышел. Неприятно.

– Девушка, с которой мы договорились пойти вместе, отшила прямо перед балом. Прикиньте? – Я развожу руки, прокручивая в голове уже следующую реплику, которую тоже подглядел в одном из фильмов. – Ну остался пару раз на второй год. С кем не бывает?

Лжец из меня как из квотербека балерина, но, похоже, моего хромого обаяния вполне хватает.

Охранник хмыкает и отдает мне удостоверение:

– Она еще пожалеет. Приятного вам вечера, сэр.

– Спасибо, – убираю я пластик в карман и внутренне выдыхаю.

Стоит пересечь заветную черту, и в голову врезается Don’t Stop Me Now группы Queen, разрывающая колонки у бара. Слышно так, словно они орут у самого уха. Меня пригвождает к полу. Я делаю пару глубоких вдохов и выдохов, прогоняя про себя закон планетарного движения Кеплера. Песня зацикливается, и все звуки уходят на второй план: пиликанье игровых автоматов, раздача карт крупье за столом для блек-джека, перекатывание шарика на рулетке, ругань и смех. Все затихает разом.

Похоже, месяц засыпания под приглушенный шум казино, записанный для меня отцом, сработал – и мои слуховые анализаторы справляются. Я подхожу к стойке регистрации, покупаю фишки на кассе и направляюсь через автоматы и бар к пит-зоне, где карточные игры соседствуют со столами для рулетки. У каждого стола стоит строго одетый крупье, за которым непременно следит инспектор. С потолка свисают экраны, а между рядов расхаживает, подобно надзирателю, пит-босс.

Мой взгляд то и дело упирается в пол, чтобы справиться с буйством цвета. На посетителей стараюсь не смотреть. Когда кто-то пробует со мной заговорить, я улыбаюсь – и вскоре от меня отворачиваются. Столики приходится менять каждые полчаса.

Главное – запомниться человеку, следящему за играми по камерам. Именно от его решения зависит, смогу ли я попасть в «Вавилонскую башню» к мистеру Дику.

Покер – игра, основанная на математике. А математика – моя стихия. В голове я разом держу планы А и Б со стратегией выхода и анализирую решения свои и соперников на несколько шагов вперед. Определяю процентную вероятность, стараясь себя не выдать. Увлекаться нельзя. Если поймут, что я считаю, меня выпрут без возможности оправдаться.

За соседним столиком слышу отголоски знакомого смеха, смешивающегося с остальными раздражителями, точно несовместимые реагенты в колбе. Я оборачиваюсь и встречаюсь с расширенными глазами Ромео. Он, с губной помадой на щеке, сидит в окружении возрастных женщин в меховых накидках. И это при такой-то жаре снаружи! Одна из этих дам залпом выпивает рюмку с чем-то темным.

Ромео отворачивается первым, и губы его растягиваются в подобие улыбки. Крупье бьет ладонью по нашему столу, знаменуя переход на новую улицу[20], – и я подпрыгиваю. Взгляды сидящих устремляются ко мне. Пытаюсь унять сбивающееся дыхание и механически пародирую мимику Ромео. Игроки, по всей видимости, одобряют мое социальное поведение, и мы возвращаемся к покеру.

Люди сменяются быстрее, чем я успеваю за ними уследить. Когда очередного соперника удается выбить, думаю только о завершении ночи. После всего этого мне положена награда – два черничных йогурта вместо одного. Это не страшно, поскольку отхождение от привычного графика оценивается мной как приемлемая месячная погрешность. А поскольку с анализом я на ты, то заслужил целых два, чего не скажешь о некоторых игроках за столом…

Новичка в покере вычислить легко. Они выдают себя бурной реакцией на проигрыш, заходят с мусорной рукой, путают понятия «уравниваю», «ставлю ноль» или «повышаю» и выкладывают фишки поштучно, словно пересчитывают монетки на кассе.

Так, пожилой мужчина во фраке, сидящий через стул от меня, прижимает карты к груди и пытается подсмотреть обе разом. Затем он делает ничем не подкрепленную ставку на терне[21]: значительно меньше, чем была сделана им на флопе. Всячески пытается залезть в смартфон. Видимо, проверяет, выпало ли ему что-то стоящее.

Парень, надушенный ядовитым парфюмом, прокручивает на пальце ключи от Dodge Challenger, наверняка подаренного ему на совершеннолетие отцом. Это гипотеза, требующая дополнительных вводных данных, на которых мне сложно сосредоточиться, потому что информация о машине вспыхивает в сознании беспорядочным потоком: двигатель шесть и четыре литра, автоматическая коробка передач, четыреста девяносто две лошадиные силы…

Раздача карт крупье разрывает связь, и я перевожу взгляд на лицо парня. Каждый раз, когда фишки уходят мне, вена на его лбу вздувается и норовит лопнуть. В итоге он зачем-то пинает стул и удаляется, оставляя пустой стакан со льдом.

Не понравился напиток?

Нас остается на одного меньше, и игра возобновляется. Я просчитываю вероятности на префлопе для понимания, с какой примерной частотой буду получать качественные руки. От минимальной возможности до максимальной. Так, карманные тузы дают ноль целых сорок пять сотых процента, а две одномастные карты – целых двадцать четыре. Остальные комбинации раскладываю в уме так же.

Основа всему ауты – карты для усиления комбинации, блокеры – те, которых точно нет у соперников или в колоде, и эквити – шансы на победу в раздаче. Когда мне на префлопе попадаются король и дама, а на флопе – валет, десятка и тройка, я понимаю, что для построения стрита мне необходимо заполучить короля или девятку. И в сумме это даст мне восемь аутов. Тем самым вероятность выйти на стрит в третьей улице стремится к шестнадцати процентам, а в четвертом – к тридцати двум.

Сложно прикинуть, меняет ли выражение мое лицо при просчете и кажется ли поведение в целом нормальным, поэтому я стараюсь потягивать крем-соду через трубочку и присоединяться к волне хохота, если все за столом над чем-то смеются.

Не выделяться для инспекторов.

Выделяться для мистера Дика.

И эти задачи не пересекаются, точно силовые линии электростатического поля.

Когда крупье отходит к пит-боссу – высокому мужчине с закрученными усами, они о чем-то перешептываются, поглядывая на меня. Я путаюсь в их невербальных сигналах, и мне становится страшно. Воображение рисует, как служба безопасности пересматривает записи моих игр, и я оказываюсь за порогом – блохастым котом, который, вместо того чтобы приносить хозяину грызунов, съедает выводок цыплят.

Казино цыплят отдавать не любит. Казино любит забирать.

Чем я себя выдал?

В попытке отмотать события назад и проанализировать чувствую, как потеют ладони.

– Сэр? – звучит над моей головой голос пит-босса.

Я сглатываю, и стакан едва не выскальзывает из рук.

– Д-да?

– Если вы доиграли, не могли бы пройти со мной?

«Вот и все», – мой провал проносится перед глазами, и я поднимаюсь с места слишком долго. Оставшиеся игроки замолкают и переглядываются.

Из шумной пит-зоны выхожу, еле волоча ноги. Мысли оплетает хаос, вынуждая их сталкиваться, подобно частицам с античастицами, и аннигилировать, высвобождая вместо гамма-излучения нарастающую тревогу.

«Планеты вращаются вокруг Солнца по эллиптической орбите, – проговариваю раз за разом про себя, чтобы не терять контроль. – Линия, соединяющая планету с Солнцем, образует равные площади через равные промежутки времени».

Мы поднимаемся на лифте до предпоследнего этажа, после чего проходим через несколько коридоров. Потом еще и еще. Заворачиваем пять раз влево и шесть вправо. Итого: одиннадцать поворотов.

Пит-босс ведет меня мимо отдающей жаром кухни, пропахшей соевым соусом и сырой рыбой. Мы останавливаемся между морозильными камерами и запасным выходом, где нас встречают двое из «Райских змеев».

Один – темнокожий парень с дредами – проводит языком по зубам и сплевывает на пол, вероятно, листья от сэндвича. Его упаковка лежит в урне поверх смятых кольцевых бандерольных лент и вскрытых пакетов для транспортировки десяти пачек по сто банкнот в каждой – так называемых кирпичей.

Парень с набитым ртом кивает тому, кто сидит на ящиках с овощами у грузового лифта. У этого «змея» сгорбленная спина и понурый вид. Рядом лежит бита. Его пальцы обмотаны пластырями, а нога притоптывает в такт доносящейся до нас неразборчивой музыке из его проводных наушников. Давно устаревших. Никто такими уже не пользуется.

Оба на полголовы выше, чем я. В черных спортивных костюмах с тремя полосками по бокам. Стоит парню снять наушник и повернуться, я узнаю в нем ученика старших классов. Что-то мне подсказывает – назовем это «последовательным выводом с учетом погрешностей» –