Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич Страница 17

– Если я поеду на своей машине, то придется пить безалкогольное, – сказала она, останавливаясь на крыльце.

Сквозь небо цвета перезрелой сливы сочились желтые подтеки солнечного света, окрашивая площадь перед театром в радужные тона. Казалось, капли дождя падают мелкими серебристыми снарядами и тут же взрываются в лужах на асфальте.

– Мы что-нибудь придумаем. Я богатый гость, везде договорюсь! – Моренко хитро подмигнул.

В салоне он сел на переднее пассажирское, тут же приоткрыл окно и, не спрашивая, закурил. Дождь барабанил по крыше.

– Зачем я все это делаю? – спросил Моренко, указывая на театр. – И люди не мои, плохо понимают, чего я хочу добиться. И трачу попусту время.

– А чего вы хотите? – Надя завела мотор. Автомобиль мягко тронулся через площадь, на трассу, к выезду из города. Навигатор показывал чуть меньше часа дороги вдоль реки.

– Я хочу, чтобы музыка брала за нервы, вытаскивала душу. Без оговорок и искусственности. Знаете, иногда слушаешь мелодию и сразу можешь разобрать ее по нотам, по инструментам. Сразу ясно, что и где хотел сказать автор. Вот тут сейчас вступит бас, вот здесь мы виолончель прикрутим, а тут скрипка, чтобы усилить эффект. Пропадает магия. Это уже не искусство, а работа. Мне же нужно, чтобы никто из слушателей никогда не задумывался, из чего происходит моя музыка. Она как будто изнутри, необъяснимая, гениальная.

Моренко прикрыл глаза, откинувшись на спинке сиденья.

– У вас тридцать минут концерта на открытом воздухе, – сказала Надя. – Перед сценой будут либо пьяные, либо люди с детьми, которые больше увлечены сладкой ватой, попкорном и чтобы малышня не путалась под ногами. Вряд ли кто-то из них вообще задумывался о гениальности музыки.

– Вы меня утешили.

– Простите, я имела в виду, что вы принимаете все слишком близко к сердцу. Репетируете, нервничаете. Никто не оценит. Тем более в Бореево. Ценители давно разъехались, в этом все провинциальные городки.

– Это ошибочное рассуждение, – ответил Моренко. Капли дождя залетали через приоткрытое окно и падали ему на лицо. – Неважно, оценит ли кто-нибудь. Важно, как ты сам себя оценишь. Люди чувствуют магию, даже если в ней не разбираются. Если я буду играть говно, то любой человек это поймет рано или поздно. А если моя музыка вытаскивает душу, то не имеет значения, из провинциала или столичного ценителя.

Город быстро закончился. Сначала потекли одноэтажные домики частного сектора, потом шиномонтажки и магазинчики с материалами для строительства, затем с обеих сторон дороги началось холмистое поле. Слева виднелась Волга, то и дело исчезающая за деревьями. Дождь полил сильнее, стало темнеть.

– Такие, как вы, и становятся гениями, – пробормотала Надя, чтобы поддержать разговор. – Одержимые и сумасшедшие.

– Одержимые? Смешное слово. Одной одержимости мало. Нужен талант, помноженный на многолетний труд, плюс удача и договор с дьяволом.

Моренко рассмеялся, но как-то невесело. Убрал электронную сигарету в карман рубашки, закрыл окно. Капли дождя теперь особенно четко барабанили по крыше и лобовому стеклу. Дворники еще справлялись, но Надя уже чувствовала, что подбирается настоящий летний ливень – короткий и безжалостный, готовый в пару минут залить все вокруг, будто кто-то на небе перевернул бак с водой на головы грешников. Словно в подтверждение ее слов, взвыл ветер.

– А еще все гении – эгоисты, – внезапно сказал Моренко. – Поэтому они одинокие. Чтобы стать великим, нужно идти по головам, никого не слушать и ни с кем не считаться. Тем более нельзя никого любить. Знаете почему? Любовь выжигает талант. У любви то же самое начинание, что у любого искусства, она требует времени, внимания, эмоционального заряда и постоянной подпитки. Полюбить человека – это как написать новую музыку. Поэтому творческий человек должен выбирать, любит ли он или занимается творчеством.

– Разве нельзя совместить?

– Можно. Но тогда придется чем-то жертвовать. Тут не долюбить, тут не дописать мелодию. Энергии и запала на все сразу не хватит. В том объеме, в котором нужно. Поэтому я эгоист. С самого начала. Выбрал этот путь, чтобы добиться всего на свете.

– Вы добились.

– Как видите. Когда-нибудь моим именем назовут какую-нибудь улицу или музыкальную школу.

– Но вы же этого и хотели, если я правильно понимаю?

Моренко кивнул.

– Именно. Хотел сломать этот мир – и сломал. Жаль, времени не осталось.

– Вы еще не настолько старый, – произнесла Надя, неловко пытаясь утешить. – У вас много лет впереди. Я ночью слышала вашу мелодию, она прекрасная. Напишете еще таких же сто штук, не переживайте.

Он промолчал, глядя в окно. Темнело быстро, и минут через пять на улице наступил мрак, а в окне стало отражаться лицо Моренко с кляксами вместо глаз и уголков губ.

– А если по-честному, кто были те братки на берегу реки? – спросила Надя, не удержавшись. – Без сказок и легенд?

– По-честному? Братки и были, бандиты из девяностых. Хорошо сохранились, да?

Навигатор показал съезд с федеральной трассы на узкую петляющую дорогу к лесу. Под колесами захрустела галька, дождь обернулся ливнем. Свет фар выхватывал мечущиеся на ветру ветви деревьев и иногда черноту Волги метрах в пятидесяти от дороги. Машину затрясло. Продираться в мелкие туристические поселки всегда почему-то очень сложно.

– Сорок лет назад мне казалось, что жизнь будет длиться вечно, а на самом деле… – пробормотал Моренко. – Не успеешь моргнуть, и все осталось в прошлом. Выступления на стадионах, заграничные поездки, открытие Олимпиады, награды и съемки в фильмах. Остались воспоминания, помноженные на эмоции. Так неохота это все терять, если бы вы знали, Надя.

Она сосредоточилась на поездке, крепко вцепившись в руль. Пять километров тянулась грунтовка, и ее быстро размыло ливнем. Машина снова подпрыгнула на какой-то кочке. Моренко рассмеялся.

– Меня терзали сомнения, – сказал он громко. – Потом в обед мне позвонили, объяснили, что да как. Чтобы не рыпался. И я придумал кое-что. Вы хорошая женщина, сразу пришлись мне по душе. Заступились за меня утром. Мне захотелось вас спасти.

Ей показалось, что в зеркальце заднего вида мигнули фары чужого автомобиля. Снова вспомнила про мужчин в спортивных костюмах. Неужели они и сейчас здесь? Не дадут выехать за пределы Бореево? Догонят, подрежут, вытащат в темном лесу под дождем? Впервые Надя подумала о том, что ввязалась в игру, в которую ввязываться не стоило.

Снова мигнули огни.

– Но есть одна деталь! – крикнул Моренко, выстукивая тонкими музыкальными пальцами по пластиковой панели. – Я не умею водить машину. Так глупо. Никогда не любил. Мне дарили еще в Советском Союзе, сначала «Москвич»,