Жуткие байки - Ричард Карл Лаймон Страница 16

Я пробежал в музейное помещение перед посетителями и распахнул дверь.

Ходжсон пропал.

В помещении стоял отвратительный затхлый смрад, который наводил меня на мысли о плесени и мертвечине.

Подавляя рвотный позыв, я ринулся к разбитому окну. Выглянул наружу, но увидел только тёмную дорогу и лес по другую сторону от нее.

Я выбрался наружу. Побежал сквозь ветреную ночь. В сторону закусочной. На стоянку. К потрёпанному «Патфайндеру» Ходжсона.

Его задняя дверь валялась на гравии.

Перешагнув через дверь, я заглянул в автодом и, увидев очертания тёмного предмета на полу, поспешно забрался внутрь. Встав на четвереньки, я поднял это за волосы.

Голоса. Торопливые шаги.

До того, как заявились любопытные, я надёжно припрятал это в шкафу.

Это гордость моего музея бигфута, но я никому ее не показываю, даже своей жене. Я всё набивал и монтировал сам. Храню это внутри запертого ящика, в углу под искореженной металлической дверцей «Патфайндера».

Возможно, когда мой эпос о бигфуте будет завершен, я поведаю об этом миру.

А может, и нет.

Это мое, и я хочу, чтобы таким оно оставалось и далее.

Часто, поздно ночью я запираюсь во мраке своего музея и открываю ящик. Я держу голову Ходжсона у себя на коленях и слушаю запись его голоса. Иногда я словно ожидаю, что его губы начнут шевелиться в такт с записанными на пленку словами.

Но они никогда этого не делают.

Герман

Шарлотте, которую все называли Чарли, было тринадцать лет, и она была очень храброй девочкой, считавшей себя сорванцом. Она также считала себя исследователем неизведанных территорий, подростковым детективом и борцом с несправедливостью. Свой велосипед она считала жеребцом по кличке Спиди[13], и думала, что у нее есть невидимый друг по имени Герман, который повсюду сопровождает ее и который, несмотря ни на что, убережет ее от беды.

У нее было очень богатое воображение.

Но она не была полностью оторванной от реальности.

Она могла распознать неприятность, когда сталкивалась с ней. Услышав мчавшуюся сзади машину, Чарли съехала на обочину. Она вздрогнула, когда та пронеслась мимо с ревущим двигателем и грохочущим радио, а парень крикнул из пассажирского окна:

— Отсоси!

Машина, старый синий «мустанг», пролетела мимо нее так быстро, что она не успела разглядеть, кто был внутри.

Пара подонков, — в этом Чарли была уверена.

Ее левая рука отпустила руль Спиди.

Она ткнула в полуденное небо поднятым прямым средним пальцем.

Машина впереди нее затормозила.

Вот тогда-то она и поняла, что попала в беду.

— О-о, — пробормотала Чарли, резко остановилась и уперлась ногами в тротуар.

Держа Спиди между ног, она оглянулась через плечо.

Дорога представляла собой залитую солнцем мостовую, окаймленную ярко-зеленым лесом. Сзади до поворота, ее полосы были пусты.

Она посмотрела вперед. Единственной машиной в этом направлении был «мустанг».

Он начал медленно двигаться задним ходом.

— Черт, — пробормотала Чарли. — Вот я и доигралась.

Она огляделась по сторонам, словно проверяя лес на наличие пути к отступлению. Затем повернулась лицом к «мустангу».

Примерно в двадцати футах перед ней он остановился. Двери открылись, и оттуда вышли двое молодых людей. Благодаря школе, церкви, оркестру, хору и команде по софтболу, а также ее постоянным поездкам по местечку Мейплвуд и его окрестностям, Чарли знала почти всех, кто жил поблизости. Эти парни были ей незнакомы.

Они были в возрасте выпускников средней школы. Оба одеты в футболки, синие джинсы и ковбойские сапоги. Водитель был тощим и неприятным. Во рту торчала незажженная сигарета. Пассажир был толстым и противным. Он что-то жевал.

Они остановились позади «мустанга». Оба уставились на Чарли. Затем ухмыльнулись друг другу.

— Вы только посмотрите, кто тут у нас.

Тощий щелкнул зажигалкой и прикурил.

— Привет, ребята, — сказала Чарли. — У вас какие-то проблемы?

— Нет, скорее у тебя, — ответил толстяк.

Его голос звучал невнятно из-за того, что он жевал.

— Предположим, что это остроумно, — сказала она.

— Что ты делаешь на нашей дороге? — спросил тощий.

— Это не ваша дорога. Это общественная дорога, на самом деле — государственное шоссе 63, и я имею полное право им пользоваться.

— Неправильно.

— Совершенно неправильно, — добавил толстяк.

Чарли снова оглянулась через плечо.

— Кого ты там высматриваешь? — спросил тощий.

— Джона Уэйна?[14]

— Не катит, — сказал толстяк.

— Седьмую кавалерийскую?[15]

— Не катит.

— Бэтмена?

— Не катит.

— Я никого не высматриваю, — ответила Чарли.

— И это правильно, — одобрительно кивнул тощий. — Потому что никакие супергерои тебе не помогут.

— И теперь, ты по уши в дерьме, — сказал толстяк, — а мы — и есть это дерьмо.

— Заткнись, Том, — бросил в его сторону тощий.

Том нахмурился, как ребенок, которого отчитал отец. Затем он начал глотать то, что жевал. Для этого ему потребовалось приложить значительные усилия.

Пока он развлекался своим занятием, Чарли сказала:

— Послушайте, мне жаль, что я вывела вас из себя, ребята. Я не имею ввиду, что вы вроде как этого не заслужили. Во всяком случае, Том. Это не совсем прилично — кричать такое. Я имею в виду, «отсоси». Это действительно очень грубо так сказать совершенно незнакомому человеку. Вот я и не сдержалась. Но мне очень жаль. Хорошо?

— Хорошо, — легко согласился тощий.

Но они не развернулись и не направились к своей машине. А просто оставались на месте и продолжали смотреть на нее.

— Теперь я могу ехать? — спросила Чарли.

— Как тебя зовут? — вместо ответа спросил худой.

— Зачем тебе это?

Он швырнул в нее сигаретой. Чарли вздрогнула. Прежде чем она успела увернуться, тлеющий кончик мягко ударился о ее розовую футболку, чуть ниже плеча. От него остался кружок пепла размером с ластик на карандаше. Когда сигарета упала, она смахнула серую точку и сказала:

— Хорошая работа. Черт. Очень мило.

— Как тебя зовут?

— Чарли.

— Это мужское имя, — парировал Том.

— Разве ты мальчик? — спросил другой.

— Она не мальчик, — картинно помотал головой Том.

— Я могу ехать? — спросила она тощего. Казалось, он был главным. — Пожалуйста.

— Скажи: Пожалуйста, очень прошу.

— Пожалуйста, очень прошу.

Внезапно на лице Тома появилось настойчивое, счастливое выражение. Он наклонился ближе к своему другу, приложил ладонь ко