Да родится искра - narsyy Страница 16

что до них не добралось пожравшее все южные королевства, будто ржавчина — мокрое железо, Белое Поветрие — особая неизлечимая хворь, от которой человек терял разум, переставал узнавать близких и медленно превращался в зверя, а потом и в чудовище — Порченого. Говорят, поветрие родилось на звезде, которая так далеко, что ее не найдешь на небосводе даже в ясную погоду, а принес его сам Скиталец. Правда это или нет? Кто знает. Известно одно: тех, кого отмечала печать этого непостижимого существа, ждал скорбный и мучительный конец.

Должно быть, суровый морозный климат как-то сдерживал распространение болезни, а прославленная стойкость северян не позволяла злополучной заразе овладеть их плотью, и поветрия, как массового явления, в Негаснущих Звездах и Ледяных Тучах не знали.

Феору доводилось бывать в чумных городах Теима и Ховеншора, превратившихся за годы гибельного мора в зловонные склепы из камня и кирпича. Шпили их высоких башен еще выстреливают в облака, огромные запустелые дворцы и цитадели гордо возвышаются над прочными крепостными стенами, построенными на века, но внутри давно бродит вольный ветер и гуляет ненасытная старуха смерть. Короли и принцы, рыцари и монахи — все сгинули вместе с собственным народом. Не осталось ни памяти, ни преданий. Север наводнили толпы беженцев, но скудная промерзшая земля едва могла прокормить даже местных. В первые годы разразился голод, и лишь у немногих достало сил, чтобы выжить в этом кошмаре.

Мир сияющих королевств, мир грез и грандиозных свершений прошлого медленно погибал, будто вросший в скалу тысячелетний великан Хавьон из сказок, что рассказывали детям беззубые старики. Умирал и сам творец, пронзив собственное тело небесной иглой и иссякая лучистым светом, жертвуя собой ради людей. Теперь на его омертвелых глазах Нидьёру приходил конец, пугающий своей неотвратимостью.

После совета Феору вновь не удалось подгадать момент, чтобы поговорить с Харси наедине, и серьезный разговор пришлось отложить. В который уже раз.

Зато у ворот он догнал Крассура, с ним тоже было о чем потолковать. Предводитель наемников обернулся вместе со свитой приказчиков, облеплявших его, словно слепни, надменно смерил первого советника взглядом.

— Феор? Чего тебе? Хочешь успеть мед отправить по старым ценам?

Первый советник не обратил внимания на издевательскую остроту.

— Оставь шутки. Твоих молодцев видели на берегах Атхума и Кабаньева Двора. Промышляли грабежом с кораблей, насильничали.

— Это каких молодцев? Кто ж их признал за моих? — показательно удивился Крассур.

— Ульсура Красного, его ни с кем не спутаешь. Он твой человек.

— Ульсур не в дружине, я за него не ручаюсь.

Феор не отступал.

— Знаю я, что он работал по твоему заказу еще месяц назад.

— И что с того?

— Едва выполнив заказ, принялся разбойничать. Потом снова придет к тебе, а ты, стало быть, примешь?

— Полно тебе. Лихих людей я не беру, А за теми, кто славится недобрым, у меня хорошо смотрят, — не моргнув глазом, ответил Крассур. В голосе его, меж тем, проступила сталь. Он не терпел вмешательств в свои темные делишки.

— Знай же, против ватаги Ульсура затевается тяжба, он будет объявлен вне закона. Это уже третий раз происходит с теми, кто от тебя серебро берет. Слухи ходят, что водишься ты с одними только бандитами да убивцами, а иные никто к тебе не идут. Погрози-ка своим ратникам как следует да остереги их набеги учинять. По-хорошему.

— Конечно, конечно, Феор. Так и поступлю, — для вида закивал Крассур, отворачиваясь к своим, а те напоследок одарили первого советника мрачными взглядами.

Не любил он этого хитрого дельца и не собирался мириться с бесчинством, что творили его наемники. В последние годы налеты на прибрежные деревеньки и дворы участились, страдала и Восточная и Северная четверти, наместники гневались, но защитить своих селян не могли. Крассура не удавалось уличить в причастности к этому произволу, но Феор подозревал, что тот берет долю награбленного.

На вечер были назначены требы — многолюдный прием, где взрослый муж, сумевший набрать хотя бы трех сторонников, мог изложить правителю свою просьбу или указать на несправедливость, которую нельзя решить тяжбой.

Требы приходились на каждый третий день недели. Харси их не выносил из-за рождающейся часто еще до обеда мигрени, но терпел — понимал, что это необходимо, дабы закреплять свою власть и не дать большого размаха проявившемуся недовольству. Люди должны быть услышаны, даже если данные обещания изначально невыполнимы. Иной раз казалось, что помочь им затруднился бы и сам благословенный Шульд.

Один жаловался на высокие подати, другой просил разрешить ходить на охоту к дальним угодьям на рубеже с Западной четвертью, третий советовал немедленно заключить оборонительный союз с Сорном, дабы умножить силы войска. Находились и те, кто призывал установить строгий порядок в смене земли для выпаса, ибо скот легко за один сезон уничтожал плодородный слой почвы на целом лугу, тот мгновенно лысел, как череп, и нескоро мог дать животине пропитание.

Кто-то потерял крышу над головой и просил помочь хоть чем-нибудь или взять в работники. И если мелкие просьбы низовцев выполнить было несложно, то купцы, ростовщики, представители гильдий и полубандитских шаек, что зачастую являлись одними и теми же людьми, требовали вещей взаимоисключающих или вовсе невозможных. Оставь их на месяц, и они перегрызутся, как собаки.

В Зале Приемов стоял нестройный гул, народу набилось как сельди в бочку. Это был просторный сруб невдалеке от княжьего терема с четырьмя маленькими застекленными окошками ближе к потолку. В вечерний час он освещался масляными лампами да чадящими факелами, что отбрасывали дрожащий свет на стены, увешанные медвежьими и оленьими шкурами и яркими гобеленами на сюжеты далекой древности: о прибытии в Нидьёр перволюдей вместе с Сыном Пламени, основании Дома Негаснущих Звезд, безумном побеге Хатран к заснеженным пустыням и великих победах над ордами свирепых чудовищ, коим несть числа.Искусство ткачества очень ценится на севере и по-прежнему передается от матери к дочери из поколение в поколение.

Кресла для княжеской четы были устроены на возвышении рядом друг с другом, что подчеркивало равнозначный правящий статус Харси и Аммии. По обеим сторонам от них, кроме Феора, расположилась целая свора советников, помощников, управляющих и писцов — всем, за исключением последних, приходилось стоять, как и горожанам, толкущимся в задней части зала.

Прошений в этот день было как никогда много. То и дело кто-то входил и выходил, впуская внутрь морозный предзимний воздух. Даже у привычного к долгим собраниям Феора колени трещали и молили