Пожиратели призраков - Клэй Маклауд Чэпмен Страница 12

– Надеюсь, подарок был с чеком, – он не смеется над моей шуткой. Это ведь шутка, да? Куда пропало мое чувство юмора?

Он заполняет паузу историей агентства.

– Мы начинали с малого, но наша клиентская база выросла. Потом у нас появились крупные заказчики. «Тойота», «Мальборо», «Нэшинал плэй».

Из сумки раздается резкий звонок, заставляя меня вздрогнуть.

– Простите, – я достаю телефон и ставлю на вибрацию, все же поймав имя звонившего. Снова Сайлас. Черт.

– Мы соревнуемся с ребятами из Нью-Йорка, – продолжает мистер Гиддинг, не обращая внимания на мой телефон. – Еще как задаем этим янки.

– Забавно, что вы так сказали, – ой, какой отвратный переход. – Я как раз безумно хочу внести социальную повестку в большие корпорации.

– Да? – я не понимаю, произвела ли впечатление или просто рассмешила. Сколько выпускников приходило к нему с именно такой выученной фразой?

Теперь уже поздно отступать. Я сразу же начинаю с пересечения маркетинга и уличного искусства.

– С тех пор, как я прочла «Подземный мир», сразу же загорелась идеей поменять потребителей, – Сайлас презирал бы меня за то, что я приплела Делилло в собеседовании. Ну и что, раз я незаконно присваиваю его критику рекламы? Я почти уверена, что мистер Гиддинг не читал эту книгу, поэтому не собираюсь комментировать роман и перехожу к своим идеям. – Рекламные щиты – это прошлый век. Нужно переходить на те пространства, что давно есть. Конечно же, нельзя бить в лоб. Рисовать бутылки пива – неправильно. Лучше придумывать органичное визуальное продолжение окружающей среды. Вот почему я предлагаю что-то более массовое…

– Правда? Расскажи.

– Агентству «МакМартин» надо нанять граффити-художников, чтобы те вышли на улицы и создавали рекламные кампании, которые не похожи на рекламу. Потребители будут считать, что это работа подростка. Но когда тот же тег появится в корпоративном аккаунте или в рекламе по телевизору, потребители подсознательно свяжут его с изображением, мимо которого проходят каждый день. Выглядит как граффити, кажется граффити, но вандализму будут подвергаться лишь наши глаза.

Мистер Гиддинг не говорит ни слова. Его улыбка не дрогнула, но губы будто стали тоньше. Я иду дальше, проявляя инициативу до последнего.

– Думаю, зарождается новый тренд, по крайней мере, в соцсетях, когда потребители хотят взаимодействовать с брендами…

Он поднимает руку, чтобы меня оборвать.

– Я тебя остановлю, Эрин.

– Что? – у меня замирает дыхание.

– Работа твоя, я гарантирую. Не переживай. Твой отец – мой хороший друг, это мой долг. Вообще-то, он даже просил меня с тобой поговорить, дать какой-то карьерный совет. Помочь выйти на верную дорожку. Я с радостью согласился. Для чего же еще нужны друзья?

– Да? – что ж, для меня это определенно новость.

Он встает, обходит стол и опирается на него. Мне нужно поднять голову, чтобы заглянуть ему в глаза, но я не знаю, хочу ли.

– Так что для начала я должен спросить – ты думала о том, чем будешь заниматься ближайшие пять лет?

Я не знаю, что будет через пять дней, не говоря уже о пяти годах. Он это серьезно? Мне с резюме надо было приносить планы на жизнь?

– Сэр, я не ставила себе конкретных целей, но определенно думала…

Он кладет руку мне на плечо. Ему приходится наклониться вперед, чтобы достать до меня.

– Для этого я здесь. Могу помочь тебе начать карьеру.

Я вымучиваю улыбку. Он так и не отпустил меня, и я никак не могу понять, это проявление родительской заботы или сексуального влечения. Он, мать твою, друг моего отца и решил клеиться на собеседовании? Или я все не так понимаю? Неправильно его считываю? Как мне намекнуть на свой дискомфорт, не просрав вакансию?

– Спасибо, сэр.

– Я всегда считал, что Деллило жесток к нам, рекламщикам, – подмигивает он, как бы говоря «я тебя не выдам». – Но я никогда не брал «Подземный мир» на свой счет. Вообще-то, у нас была рекламная кампания «Адидаса» в 97-м, над которой работали художники граффити, прямо после выхода книги. Идея пришла ко мне после прочтения.

О, великий постмодерн. Я безумно облажалась.

Он ставит меня на место. Хочет показать, что заботится обо мне, но на самом деле показывает свою силу. И абсолютно точно узнает, если я побегу плакаться папочке. Мне никогда не прижиться на этой работе.

– Тебя ждет здесь светлое будущее, Эрин. Я смотрю на тебя и чувствую, что наша фирма может стать твоим домом, – домом? Хватка на моем плече усиливается. – Я нанимаю тех, кого считаю сем…

Мой телефон снова вибрирует – Сайлас звонит в третий, мать его, раз. Мистер Гиддинг наконец-то отпускает.

– Простите, – господи, Эрин, хватит извиняться! Я достаю телефон и перенаправляю Сайласа на голосовую почту. Зачем Сайлас мне звонит? Он ранен? У него проблемы? Отшей его, Эрин, отшей, отшей, отшей…

Если мистер Гиддинг и притворялся, что не замечает, то не сейчас.

– Тебе надо ответить?

Я не слушаю сообщение Сайласа до тех пор, пока не выхожу из здания. Заднюю стену разбомбили краской. Ворон высотой со здание смотрит на меня сверху вниз, словно я червяк, которого он хочет выкорчевать из земли.

Когда мне было четыре, я нашла мертвую ворону у нас на заднем дворе. Ее крылья были распахнуты, когтистые лапы цеплялись за воздух. Я подумала, что она спит. Попыталась разбудить, постучав по груди. Грудная клетка вороны внезапно подалась, и мой указательный палец скользнул мимо перьев в мягкое тело. Я могла бы поклясться, что маленькие ребрышки напряглись, смыкаясь вокруг моего пальца, словно ворона не хотела меня отпускать. Она была такой холодной. Влажные органы гудели, кишки извивались от жизни. Не вороны… а кого-то другого. Прямо под покровом маслянистых черных перьев на теле этой мертвой птицы жила извивающаяся масса личинок.

Когда я показала это маме, она повела меня обратно в дом. Я весь день держала указательный палец вытянутым – тот, которым потрогала птицу, – даже после того, как мама настояла, чтобы я вымыла руки под обжигающе горячей водой дольше пяти минут. Она отшатнулась, когда я потянулась к ней, выражение ее лица было полно ужаса. Я трогала мертвое существо.

«Хорошие девочки не обсуждают такие темы при всех, дорогая, – говорила она всякий раз, когда я говорила о вороне во время светской беседы. – Смерть – это личное дело каждого. О ней лучше не говорить».

В нашей семье не обсуждают смерть. Она нас не касается.

Но я ее тронула.

Я облокачиваюсь на граффити и подношу телефон к уху. Пару секунд раздается шипение, затем тяжелое