МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №3, 2016(18) - Татьяна Васильевна Адаменко Страница 72

Прошу кратко излагать все накопившиеся претензии к Рассказчику и его творениям.

Незамысловатые сюжеты?

Неплохо! Для начала… Итак! Незамысловатые сюжеты, стало быть… Ну, это можно считать как минусом, так и плюсом. И согласитесь, надо быть искусным мастером, чтобы незамысловатым сюжетом держать внимание.

Все его истории анекдотичны и смешны?

Как по мне, не более, чем вся наша жизнь. Тут как подать. Под каким углом зрения. Контекст, знаете ли, настроение, натура… Мы смеемся над анекдотом, но, если кто-то поставит себя на место героя анекдота, ему уже будет не до смеха. И разве, к примеру, Пушкин не стал участником самого скверного анекдота, закончившегося смертью великого поэта? Всякую жизнь можно рассказать весело, а можно грустно. Да, Довлатов больше смешил, но внимательный читатель уловит и драматические моменты, и даже трагические в судьбах тех, о ком он рассказывал.

Если юмор и сатира, то к чему эти печальные, а то и драматические лирические отступления?

Отвечу почти что точной цитатой Рассказчика. Отсутствие чувства юмора для автора – драма, а отсутствия чувства драмы – уже трагедия для автора.

Что еще? Он часто писал о том, чего на самом деле не было или было, но по-другому?

Братцы, да ведь на то он и сочинитель, чтобы сочинять. И увлекать нас своими сочинениями.

Он подавал все таким образом, будто это происходило именно так, как он описывал?

Я не понимаю, мы обсуждаем художественные произведения или протоколы допросов? Если бы он рассказывал свои истории в суде, перед присяжными заседателями, тогда мы могли бы ставить ему в упрек его псевдодокументальность. Точнее, псевдодокументальность его книг.

Писал он примитивно, то есть слишком легко и просто?

Не путайте! Это читается просто и легко, но каким упорным трудом эта легкость достигается, мы можем только догадываться.

В его книгах множество банальных истин?

Ну, Иисус тоже ничего особенно оригинального не сказал, а, тем не менее мы стараемся чтить эти простые, давно известные многим законы и все его учение в целом. А ведь немалое число философов и мыслителей проповедовали те же нравственные ценности задолго до него.

Ни он сам, ни его герои святыми не были?

Потому что он писал о живых людях. Кто из нас безгрешен?!

Что еще? Его герои все сплошь подонки, мерзавцы, моральные уроды?..

Так говорили об очень многих достойных людях. А он писал, что в его книгах нет положительных и отрицательных героев, нет плохих и хороших людей, а есть просто люди.

Себя он всегда выставлял в лучшем свете?

Вы имеете в виду его лирического героя? Ну, иногда в лучшем, иногда в худшем. Это его литературное пространство и его выбор. А значит, и его право. А ваше право – верить ему или нет.

Всегда писал в одном жанре?

Это говорит о верности жанру и постоянстве избранного им художественного метода. Может, кто-то из маститых что-то добавит? Можно ссылаться на чьи-то высказывания…

А вот, пожалуйста: «Он в своей прозе приписывал мне чужие каламбуры». (С. Вольф)

В чем претензия? Наградил остроумием, умением каламбурить, играть словами… Он слегка улучшил и украсил реальность.

«Я в самом деле один из персонажей этой... книги. И как персонажу мне "неуютно"». (А. Найман).

Понимаю, сочувствую и… поздравляю! Вас обессмертили!

Живя в Союзе, говорил одно, писал другое, а в газетах публиковал третье? Или как писал Веллер: «Он портил перо х...ней в газетах»…

Нет, не портил, а оттачивал. Он говорил не раз, что журналистика даже такая как была в Союзе многому его научила! А что писал порой для газет не то, что думал… Об этом он первый же нам и поведал! Оцените хотя бы искренность, если не способны оценить его самоиронию. Он был типичным советским журналистом! Шел с совестью на компромиссы! И первый корил себя за это, его это мучило, и он первый рассказывал об этом со страниц своих книг!

Предал родину?

Наверняка родина не оставила ему другого выхода. Вы бы предпочли, чтобы он окончил свои дни в тюрьме, в психушке или спился?

Что? Пил беспробудно? (И у Веллера это есть: «Он пил как лошадь и нарывался на истории». Они что – за ним повторяют?)

Прямо-таки беспробудно? Господь Всемогущий, когда же он писать-то успевал? В перерывах между запоями? Вы мне еще о его амурных похождениях расскажите!

Так, вот здесь остановимся! А то я и так прямо уже слышу то Владимира Бондаренко, мусолящего тему «продажного пера» Довлатова, который якобы постоянно чувствовал в себе «убожество профессионального газетного поденщика, пишущего на любую тему и в любое время», то скрипучий голосок Сергея Каширина, написавшего две огромные статьи, одну из которых назвал «Вертухай Довлатов», и ненавидящего Рассказчика всем сердцем! Вот позвольте процитировать: «Да ведь и Довлатов всем своим так называемым творчеством не просто бессовестно “погонными километрами” врал, а врал изощренно и целенаправленно русоненавистнически…»

Это самое невинное место из его статьи, кстати. Там и похлеще пассажи имеются. А каков подбор слов! Моральный урод, подонок, алкаш, дегенерат – вот какие слова подбирает Каширин. (У кого-то есть зубной эликсир? Мне надо ополоснуть рот. Нету? Жаль!)

Не хочу уподобляться Каширину и вешать на него же ярлык или ставить диагноз (хотя, судя по его статьям, он точно слегка не в своем уме), но и умолчать о нем вовсе не могу, поскольку если бы он писал себе и «себе подобным», не привлекая к своей писанине особенного внимания общественности, как это было раньше, то пусть бы себе «лаял Моськой на слона». Но в том-то и дело, что его статьи издают, переиздают, распространяют в Интернете, ссылаются на них, а читатели «лайкают» и комментируют. Вот и выходит, что эта акция имеет вес, а численность поклонников довлатовской прозы, оказывается, не намного превышает ярых противников его творчества. Вот вам фрагмент из пасквиля Каширина (все равно уже полон рот грязи): «В США, где переметнувшийся из СССР Довлатов за тридцать иудиных сребреников поливал грязью взрастившую его страну с подмостков пресловутой русофобской радиостанции “Свобода”, один из столпов третьей волны эмиграции Андрей Седых публично называл его лагерным вертухаем. Не случайно же молва разнесла слух, что, служа лагерным надзирателем, этот неукротимый держиморда жестоко, исступленно, садистски избивал беззащитных заключенных. Тоже ведь нечто патологическое.

<…> Ладно, допустим, в пылу полемического негодования я преувеличиваю, хватаю через край, давайте лишний раз заглянем в эту так полюбившуюся кое-кому повестушку «Заповедник».