Млечный Путь, 21 век, номер 3(52), 2025 - Песах Амнуэль Страница 21

Шевелюсь осторожно, словно боюсь потревожить что-то, что поселилось внутри. Щелчок пальцем по панели. Система откликается медленно, нехотя, как обиженное животное. Просматриваю курс - и цепенею. Желтая звезда горит на экране. А рядом с ней - крошечная мутная планета, неучтенная, неотмеченная. Этот сектор был пуст - я сам проверял. И все же она есть. Маленькое чудо, дающее шансы на жизнь.

Сканеры лихорадочно собирают картину мира. Атмосфера пригодна для дыхания. Гравитация в пределах нормы. Температура допустимая для жизни.

Капсула ждет. Стеклянный глаз шлюза наполнен безразличием. Цепляюсь за поручни, продираюсь сквозь тугую тяжесть невесомости.

Таймер: 18:57:02.

Щелчок замков. Дверь капсулы скользит в сторону, впуская меня внутрь. Механизмы стонут от перенапряжения. Подплываю к ложементу. Ремни обнимают грудь. Панель капсулы мигает зеленым. Краткий расчет траектории. Координаты цели вводятся вручную. Я делаю это на автомате.

Спасательная капсула отрывается от мертвого корпуса корабля. Смотрю, как тот исчезает за иллюминатором, медленно уносимый течением гравитационного поля.

Туманный шар планеты растет за стеклом. Ландшафт - серая зыбь, тяжелая и вязкая. Сканеры показывают атмосферу, пригодную для дыхания. Или почти пригодную. Молнии прыгают по верхним слоям облаков. Капсула вонзается в атмосферу. Огонь облизывает иллюминаторы. Обшивка стонет. Я сжимаю кулаки, чувствуя возросший вес. Автопилот цепляется за параметры посадки, как слепой - за стену. Моя грудь гулко отзывается на каждое сотрясение. И я тоже держусь - за тонкую нить сознания, за уверенность, что хоть куда-то, но приземлюсь.

Жар и тряска заполняют все вокруг. Капсула дрожит в турбулентных потоках. Внутри гудит голос системы: "Стабилизация... стабилизация..." Перегрузка сбивает дыхание. Капсула дергается, уходит в пике. Я вижу только узкий разрыв между дымом и огнем. Тело вдавливает в кресло. Перед глазами - темные сполохи. Еще немного. Шум переходит в низкий рев. Последний рывок - и капсула вырывается из хватки небес. Пыль. Камни. Удар. Скрежет.

Тишина.

Я все еще жив. Таймер в углу экрана продолжает отсчет: 15:22:10. Разжимаю пальцы, впившиеся в подлокотник, и смотрю в мутное стекло. За ним странный, перекрученный мир. Я нахожусь там, где меня быть не должно. На кислородной планете с флорой ретинального типа.

Вместо привычной зелени листвы здесь тянутся пурпурные и фиолетовые заросли, словно сама природа решила отражать не красный и синий, а тот узкий спектр, что ретиналь не поглощает. Мой спектрометр зафиксировал наилучший пик отражения около шестисот нанометров - признак ретиналь-фототрофов, чей фотосинтез обходится без хлорофилла. Ретиналовые пальмы вырастают до тридцати метров, а кусты и лианы образуют полутемный полог, сквозь который пробивается только приглушенный, багровый свет.

Уровень кислорода держится на двадцати пяти, а то и двадцати восьми процентах. Озоновый покров плотнее, чем я привык видеть в симуляциях, и ультрафиолет обнимает небо тонкой вуалью полярного сияния. Метан же, судя по показаниям спектрометра, встречается в следовых количествах, оставляя нишу для самых неожиданных организмов.

Запоминаю каждую деталь: пурпур и фиолет, плотный кислород, тихие шорохи в пологах и яркое ощущение, что эта планета - не просто чужой мир, а результат альтернативного эволюционного пути.

Отщелкиваю замки шлема, расстегиваю страховочные ремни и медленно отталкиваюсь от кресла. Скафандр на мне внутренний, завязанный на системы жизнеобеспечения капсулы, снаружи он бесполезен. Стягиваю его, остаюсь в летном комбинезоне. Ноги чувствуют непривычную тяжесть, будто их сковали тяжелыми цепями, но первый шаг дает понять: я стою. Поворачиваюсь к открытому автоматикой люку: воздух, густой от влаги, врывается внутрь капсулы. С трудом перешагиваю невысокий порог, чувствую, как колени подрагивают при переходе от металла к живой земле. Под подошвами - мягкий, почти губчатый грунт фиолетового оттенка. Вдох: воздух хлещет в легкие - земляная сладость, примесь сена и едва ощутимая кислинка, как в бутылках старого вина. Делаю второй шаг вдоль бортика капсулы и слушаю: вокруг - негромкий шелест листьев, словно страницы книги дрожат под ветром. Свет здесь странный: неяркий, но живой, переливается всеми оттенками пурпура. Кажется, что каждый звук и каждый цвет - слово в незнакомом языке.

Подхожу к ближайшему дереву - настороженно. Ствол ретиналовой пальмы гладкий, без привычной коры, будто выточен из воска. Цвет - неожиданный: не коричневый, не серый, а глубокий бордово-фиолетовый с переливом, словно покрыт масляной пленкой. Свет будто соскальзывает со ствола.

Кладу ладонь - и отдергиваю: он теплый. Не от солнца, нет. Это внутреннее тепло, как у животных. Растение иное. Я вспоминаю лекции: фотосинтез на основе ретиналя, не хлорофилла. Здесь поглощают не зеленую часть спектра, а синий. Потому вокруг пурпур, фуксия, амарант. Цвета закатного неба.

Листья - широкие, упругие, вытянутые, с разветвленными прожилками, будто сеть сосудов. Ветер трогает их - и они шепчут, тихо, почти по-человечески. Прищуриваюсь - на краях листьев виднеются мельчайшие волоски, дрожащие, как у насекомых.

Знаю, что такое возможно. Но одно дело - лекции в колледже. Другое - стоять вот так, у подножия живой инопланетной башни, и понимать: это не сон, не модель, не симуляция. Меня ждет нечто большее, чем простая прогулка: мне предстоит научиться читать язык этих цветов и звуков, если я хочу выжить.

Солнце стоит в зените, и пурпурный полог ретиналовых пальм отбрасывает пятна полутени на обожженный атмосферой металл капсулы. Делаю несколько шагов в сторону и тут же ощущаю, что солнце здесь - не такое, как дома: более горячее. Его лучи пронизывают листья, заставляя их светиться где-то между красным и фиолетовым. Перевожу взгляд на корпус - стальная обшивка покрыта царапинами, на одном боку зияет вмятина, как открытая рана. Подхожу к аварийному маяку: индикатор едва горит, батарея на исходе. QES-дисплей мигает помехами, сигнал дрожит.

Обхожу капсулу и нахожу первую проблему: из топливной магистрали сочится тонкая струйка, оставляя масляные следы на мху. Затем смотрю на регенератор воды - фильтр поврежден, выдает лишь мутную жижу. Запах химии смешивается с землей и сладковатым ароматом листвы. Собираю обломки панели, вырезаю пластину, обматываю изоляционной лентой - она липнет к пальцам, тянется, цепляется за кожу, оставляя черные полоски под ногтями. Вкладываю прокладку в протекающее место. Придерживаю рукой пока она течь не прекращается. Потом разбираю корпус фильтра: пальцы скользят по влажному металлу, вставляю прокладку из куска кабеля, туго вдавливаю ее на место, доливаю воды из фляжки, перезапускаю механизм.

Когда пурпурные тени ретиналовых пальм доползают до корпуса капсулы, я возвращаюсь внутрь. Тесно, жарко, воздух тяжелый. Достаю "черный ящик", запускаю запись. На экране вспыхивают рваные фрагменты: резкий толчок, срыв