Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман Страница 17

открывшийся классом «История мировой культуры». Рассказав о творчестве Шекспира, радужных страданиях Гамлета и короля Лира, преподаватель включил фильм «Ромео и Джульетта». Провалившись в прокате – зрители брезгливо восприняли любовную драму гетеросексуалов – кинофильм положили на полку и использовали в учебных целях для изучения быта и нравов сектантов средневековья. Когда фильм закончился, преподаватель открыл дискуссию.

– Прошу высказываться. Кто первый?

Класс молчал. Учитель благожелательно улыбнулся и обозначил направление диспута.

– Ромео и Джульетта болезненно переживали эротическое влечение. Осознав, что они родились сектантами, юные веронцы, не желая быть сожжёнными на костре, покончили жизнь самоубийством.

– Это жестоко сжигать на костре за сексуальное инакомыслие, – прозвучало с последней парты.

Я обернулся. Щуплый, болезненно-бледный юноша, осмелившийся возразить лектору, выглядел как ровесник сценического Ромео.

– Трагический финал не случился бы, – терпеливо пояснил учитель, – если бы в старину в Вероне существовали специальные курсы, подобные нынешним, на которых опытные педагоги помогали бы молодым людям искоренить чудовищную болезнь.

– Это не болезнь… – нарываясь на неприятности, пропищал юноша.

Преподаватель не дослушал его и повысил голос.

– Медицина совершенствуется и не стоит на месте. Невозможное вчера, доступно сегодня.

– Я не об этом, – заспорил юноша, пожелавший погибнуть, как камикадзе, но ценой своей жизни нанести максимальный ущерб неприятелю. – Колыбель демократии, Древняя Греция относилась толерантно к инакосексуалам.

Наставник искоса на него посмотрел и ничего не ответил. Аудитория замерла, ожидая бурной реакции лектора, но тот, почувствовал напряжение, возникшее в классе, справился с эмоциями и, не обращая внимания на диссидента, обратился к аудитории.

– Если проводить аналогию с литературными персонажами, то любовь мужчины и женщины сродни порочной связи стойкого оловянного Солдатика и бумажной Танцовщицы. Трагический финал замечательно изображён Андерсеном: еретики погибают в камине, сгорают дотла. Так было всегда. Разнополая любовь противоестественна. У неё нет будущего. Волшебство настоящей любви отражено в образе Дюймовочки. Поцеловав Спящую Красавицу, Дюймовочка разбудила принцессу, вернула её к радужной жизни. Девушки отпраздновали свадьбу, родили дочь, Принцессу на горошине, и в любви и согласии прожили до глубокой старости.

Сидящие на первой парте две средних лет женщины, коротко стриженые и, как близнецы, одетые в одинаковые юбки и свитера, озарили друг друга пылкими взглядами и демонстративно взялись за руки. – Мы против сектантов, – пропели они в один голос и звучно чмокнули друг друга в губы. – Разносчиков спермы надо кастрировать.

Преподаватель наградил подруг милой улыбкой и записал в своём журнале в отличницы.

– Более естественны чувственные и глубокие взаимоотношения литературных героев Марка Твена… – ожидая подсказки, лектор вскинул голову, замолк, и подруги-отличницы хором выкрикнули, опередив одноклассников: «Тома Сойера и Гекльберри Финна».

– Молодцы, – похвалил он подруг. – Детская привязанность с возрастом перерастает в глубокие отношения, достойные подражания…

В перерыве возмутителя спокойствия пригласили в офис координатора. К нам он уже не вернулся. О его судьбе ни в классе, ни в частных беседах никто не заговаривал. Он был и исчез.

Следующий в расписании класс «История гомосексуализма». Начался он неожиданно. Преподаватель, лысый коротышка с брюшком лет пятидесяти – мысленно я окрестил его «колобком» – прежде чем представиться, запрокинул голову, вскинул над головой правую руку и артистично воскликнул:

– Салют, гугеноты!

Кто-то хихикнул, но большинство, в том числе и я, промолчало, ошеломлённое эксцентричным поступком.

– Удивились? – обрадовался жизнерадостный колобок. – А вы и есть гугеноты. Самые что ни есть настоящие.

– Это хорошо или плохо? – сыронизировал я, поддавшись благодушному настроению колобка.

– А-а-а! Сам Роберт Маркус пожаловал к нам, – сгримасничал колобок. – Я узнал вас. Благодаря телевидению, вы у нас личность известная. Милости просим, мистер Маркус, – он наклонился до пояса и сделал вид, что грациозно снимает передо мной шляпу.

Я не знал, как реагировать на фиглярствующего толстячка, не понимая, что скрывается за его поведением – издёвка или доброжелательность, выраженная весьма странным образом. Предположил второе: склонность к полноте предполагает добродушие и весёлость.

Закончив мини спектакль, весёлый колобок представился:

– Джон Корбет, ваш любимый профессор.

Он сел за стол, открыл журнал посещаемости и провёл перекличку. Затем пояснил:

– Неспроста назвал я вас гугенотами. Так во Франции в шестнадцатом веке величали гетеросексуалов. А вообще, история человечества, или история гомосексуализма, как вам больше всего нравится, представляет собой бесконечную череду войн. Создавались и рушились империи, варвары завоёвывали цивилизованные государства и превращали их в пепел, одна религия приходила на смену другой. Бывали периоды, когда некоторыми странами овладевала ересь, и они становились гетеросексуальными. За примером далеко не надо ходить – шестнадцатый век, Англия. Юг и юго-запад Франции. В библейские времена – Содом и Гоморра.

Класс раскрыл глаза. Многие впервые услышали то, что отсутствовало в школьных учебниках: когда-то на планете были гетеросексуальные страны, а значит, при благоприятном стечении обстоятельств, мир мог быть иным.

– Это провокация, – услышал я тихий голос. – Надо немедленно позвонить в офис.

Корбет улыбнулся кончиками рта и, не обращая внимания на дебошира, обратился к слушателям. Его мягкий, негромкий и доверительный голос завораживал.

– Чтобы не повторять прежних ошибок, важно правильно понять государственную точку зрения на историю. Не на химию, или, скажем, на физику, а именно на историю. В эпоху политкорректности, дабы никого не обидеть, гетеро-гомосексуальные войны прошлых столетий получили иные названия: война Алой и Белой розы, Тридцатилетняя война, Столетняя война. Как видите, мир меняется к лучшему, становится многополюсным. А нравы семнадцатого столетия и давнишняя гетеро-гомосексуальная война блестяще описана Александром Дюма в романе «Три гомосексуала». Кто не читал – советую. В дальнейшем, чтобы не обострять отношения между противниками и сторонниками радужной любви, в просвещённой Европе прижилось иное название, нейтральное – «Три мушкетёра». Давнишнее противостояние историки назвали религиозным. Хотя все знают, кем в сексуальной жизни были католики, а кем – гугеноты. Сюжет романа Александра Дюма, основан на подлинных страницах истории Франции и почерпнут из пьесы Армана-Жан дю Плесси «Мирам». Если вам ничего не говорит это имя, открою секрет. Оно принадлежит кардиналу Ришелье, первому министру при дворе короля Людовика Тринадцатого. Что происходило на самом деле? Францией правила радужная монархия, в которой чётко разделены роли: король – отец и духовный наставник нормальных мужчин, королева – мать и предводительница лесбиянок. Король в союзе Ришелье-Людовик Тринадцатый был женой. Поэтому Францией правил кардинал Ришелье. Анна Австрийская – официальная, а точнее условная жена короля – такое разделение было принято в средневековых радужных монархиях для удобства управления подданными. Интрига, как и в случае с нашим Президентом, замешана на бисексуальном любовном треугольнике. Теперь о самой интриге. Она весьма примитивная. Анна Австрийская поддалась очарованию лорда Бэкингема, который, как принято в современной лексике, состоял в гражданском браке с королем Англии Карлом