Частица тьмы - Терри Тери Страница 7

— Мне предложили провести вас по общине, если вы захотите, — говорит Перси, и после короткого мысленного диалога с Еленой и Беатрис я соглашаюсь.

Вскоре мы уже шагаем вслед за Перси, Чемберлен трусит вслед за нами. Девушка показывает нам маленькую ферму, дома общины. Солнечные батареи и водяные колеса, которые обеспечивают электроэнергией. Показывает вход в исследовательский центр и комнаты для собраний, и объясняет, что они, по большей части, скрыты под землей. Добавляет, что Ксандер хочет показать их сам.

И наконец она ведет нас в библиотеку.

Какое огромное помещение — всего лишь для сотни жителей? Полки заставлены книгами по всем, какие только можно вообразить, темам и предметам — почти все это документальная проза, — а еще здесь есть столы и компьютеры. Беатрис просматривает корешки томов на стеллажах, Елена изучает компьютерные возможности. Обе хотят остаться здесь, но мне на месте не сидится — тянет побродить в одиночестве.

Я выхожу наружу, и Перси идет следом. Мне что, не позволено быть одной? Интересно, она уйдет, если я ее попрошу? С другой стороны, есть хорошая возможность кое-что разузнать. Я прячу вспыхнувшее было раздражение и улыбаюсь.

— Ты давно здесь живешь?

— Около двух лет.

— Значит, еще до эпидемии.

— Да.

Эпидемия — кошмар, который кажется здесь далеким, словно этот уголок Шотландии — пузырь, защищающий от нее.

— А кто те другие люди, которые прислуживали за ужином вчера вечером, а потом ушли?

— Некоторые из них друзья, которые хотели бы присоединиться к нам. Но большинство — это те, у кого иммунитет, кто нуждается в помощи и убежище. Мы, конечно, здесь не для этого, но не принять их не могли. Некоторые, возможно, со временем вступят в общину, если пожелают и подойдут.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты же знаешь, как вчера вечером община слилась в единое целое. Я об этом.

— Стало быть, не все могут так делать?

— Тут требуются определенные мыслительные навыки; это не каждому под силу. К тому же их должна принять Септа и вся община.

— И кого принимают, а кого — нет?

— Мы должны быть уверены, что они не больны и не заразят группу.

— О какой болезни ты говоришь?

— Ну, что их разум не замаран.

— Ты имеешь в виду психические заболевания?

— Это не совсем то же самое. Иногда психическое заболевание — это барьер, иногда — нет, зависит от душевного состояния. Единение может в некоторых случаях исцелить их. Но в других случаях, даже если на взгляд большинства они здоровы, их нельзя допускать до единения, потому что они могут все испортить. К тому же не все способны к единению, к растворению в группе. Единение — это, до определенной степени, потеря себя, своего эго, и не всем это нравится. — Перси потрясена — неужели кто-то может испытывать подобные чувства, — это видно по ее ауре.

— А как же я? И Беатрис с Еленой? Группа решила принять нас?

— Разумеется. Вы же пришли с Ксандером.

— Значит, Септа и группа в целом — или Ксандер — могут позволить кому-то присоединиться к вам?

— Ну, наверное, да. Но мы всегда соглашаемся с Ксандером, так как это вроде как одно и то же.

— Люди, которые прислуживали за ужином вчера вечером, почему они не разговаривали?

— Они не часть общины.

— Значит, им нельзя разговаривать с нами?

— Нельзя.

— И они не могут соединяться с нами, хотя трава, деревья, животные, птицы и насекомые могут?

— М… нет, не могут. Это было бы неправильно.

Озадаченная, я решаю оставить пока эту тему и посмотреть, нельзя ли выведать что еще.

— У тебя иммунитет? — спрашиваю я.

— Не знаю, — отвечает Перси.

— Значит, община не была заражена?

— Нет. До этого уединенного места эпидемия не добралась.

— Но это не относится к Септе и Ксандеру, поскольку они выжившие.

— Где-то в начале эпидемии Септа заразилась во время поездки в Эдинбург. Она оставалась там, пока не поправилась, а потом вернулась к нам.

— А есть и другие места, подобные этому?

— Да, и немало. Хотя ближайшее к нам в нескольких днях пути.

— У них у всех имеется свой староста?

— Да.

— А старосты всегда выжившие?

— Не думаю. Старосты у них были и до эпидемии, до появления выживших.

— А что насчет Ксандера?

Она озадачена моим вопросом.

— Он всегда был таким, как есть. Он же Ксандер.

— А у него есть какая-то другая семья?

— Мы все его семья.

— Но здесь есть его собственные дети? Как я. Я его дочь. Есть у него еще дети?

— Ходили слухи. — Она явно шокирована собственными словами.

— Слухи? Все в порядке. Ты можешь сказать мне. — Я внушаю Перси рассказать мне, успокаиваю ее ауру, снимая запреты делать это, если таковые имеются.

— Ну, поговаривали, что кто-то из маленьких детей, рожденных здесь, может быть от него. — Глаза у нее мечтательные, словно родить от него ребенка — самая прекрасное, что есть на свете, а ведь она, должно быть, лет на сорок младше него? М-да.

— Не из старших?

— Нет.

— А у Септы есть дети?

— Все здешние дети — ее дети.

— А она… ну, в общем… родила кого-то из них?

— Нет. По крайней мере, насколько мне известно.

Бесполезный разговор, но через него я ощущаю мысли Перси и вижу правду в ее ауре: она ничего не скрывает, просто смотрит на вещи не так, как я. С одной стороны, меня ужасает, что у нее как будто промыты мозги, и еще этот странный культ — все, как и говорила когда-то Иона. Но, с другой стороны, Перси и все члены общины выглядят такими счастливыми и уравновешенными.

Хватит расспрашивать о том, что ты сама можешь почувствовать и увидеть, говорю я себе. Они не просто кажутся такими — они такие и есть. Ты не сумела бы так слиться со всеми ними, если б не знала этого наверняка.

Но как же насчет других, тех, что работают на них и не являются частью общины, тех, кому не позволено разговаривать? В это трудно поверить. Септа сказала, их больше двухсот, в два раза больше, чем членов общины. Они же должны где-то жить. Но нигде на территории общины, куда Перси водила нас, мы их не видели. Мне не терпится побродить одной и разведать, что и как.

Иду почитать в библиотеку и тут, наконец, Перси говорит, что ей пора заняться теплицами. Я немного выжидаю, а потом отправляюсь на прогулку.

Вскоре рядом оказывается еще один член общины, парень по имени Джейсон. Он улыбается и пристраивается рядом.

Мне не позволено ходить одной? Или, может, я такая диковина и вызываю такое любопытство, что устоять невозможно? В любом случае, скоро это начнет раздражать.

Я сдаюсь и направляюсь к нашему домику, говорю «пока» Джейсону и закрываю дверь у него перед носом на случай, если ему вздумается войти за мной. Впрочем, замков-то на дверях нет. Ну, по крайней мере, я теперь одна, не считая Чемберлена, который спит на моей кровати и просыпается от моего присутствия.

Интересно, за Чемберленом тоже будут ходить по пятам?

Я глажу мягкую шерстку под подбородком, и кот мурлычет, приоткрывает глаза до щелочек, потом снова закрывает.

— Не хочешь прогуляться? — говорю я, и он открывает глаза пошире. Я удерживаю его взгляд и проникаю в его сознание. Ощущения другие, не те, что тогда, когда я смотрела глазами пауков, мышей или птиц. Я как будто имею дело с человеком, хотя Чемберлен — всего лишь кот.

Он сердится, словно знает, о чем я только что подумала.

«Самый бесподобный, прекрасный, умный, потрясающий кот на свете. Что делает тебя на несколько ступеней выше среднестатистической человеческой особи».

Он согласен.

Я мысленно рисую, куда бы хотела его отправить — сначала за дверь, потом за пределы общины. Дальше и дальше. И наконец показываю ему Келли — ту, кого ищу.

Он зевает, потягивается всем телом, как умеют только кошки, садится и смотрит на меня, как будто обдумывает мое предложение.