Тоска - Александр Александрович Павловский Страница 27

– Вот и я о том же. Нет в Москве таких вещей. Штампованное, одинаковое, безвкусное. А здесь покупаешь калач, а он вкуснее, чем весь хлеб вместе взятый. – Она подняла надкусанный калач перед собой. – И этот свежий воздух, природа вокруг, всё так и пышет ароматами. Даже есть вкуснее, чем дома.

Вокруг все не просто благоухало от ароматов, но поглощало эти же ароматы. Дома впитывали окружающую природу, а затем отдавали обратно, как только солнце пропекало стены. В окнах красовались ажурные занавески, но в контексте аппетита они напоминали посыпку на ромовую бабу или белую фату на куличе. Чем дольше ты голодный на природе, тем чаще все становится съедобным. Мысли уходят в воспоминания вкусов, и ты представляешь, что под корой у сосны вареная сгущёнка, а, если надкусить шифер, то ничем не будет отличаться от плитки шоколада. Всё становится другим, затуманивая рассудок и расплываясь перед глазами. Остается только сказать: «угощайся».

– Разговорились, а даже не познакомились. Меня Леша зовут.

– Приятно познакомится! Меня Ира, а сына Арсений, но я уже говорила.

– Взаимно!

– А почему вы приехали в Коломну? Я ответила на ваш вопрос, теперь хочу услышать вашу историю.

– Можно на «ты»?

– Да, конечно.

– Прекрасно. Знаешь, Ира, все получилось спонтанно. Я уже почти прирос к квартире, словно сорняк или мох. Такой, который вроде и выдергиваешь, а он все равно появляется вновь, потому что корнями ушел глубоко в стены и полы. Так, что прям рассадник под плинтусами. – Леша рассмеялся и надкусил крендель. – Но чем дольше я проводил время в квартире, тем больше понимал, что всё повторяется день ото дня. В одно время ложусь и просыпаюсь, ем одну и туже еду на протяжении недель и месяцев, да и все мои действия стали отчеканенными и шаблонными. Меня будто загрузили в программу и мозг отключился, потому что ему больше нечем заняться.

– Я тебя понимаю, болезненно проживала такие моменты в своей жизни. – Перебила Ира и вновь замолчала.

– Ага. Только у меня такое продолжалось в течение года. Целый год жизни был потрачен на то, чтобы стать копией человека. Из оператора своего тела стать куклой, которой управляет кто-то другой. И вот я просыпался каждое утро, пока тоска от безысходности обыденности объедала мои мысли и остатки рассудка, смотрел в потолок и не понимал, что делаю и зачем? Такой тупой вопрос, но ответа не находишь. До тошноты становишься скучным и однообразным. А всё потому, что однажды решил порывы любознательности сменить на систему.

– И тебя сломала система?

– Меня сломала тоска, а система не позволила вернуться обратно. Дверь с ключами захлопнулась с обратной стороны.

– Но, это всё лиричное отступление, а что же привело в Коломну? Или это было запланировано системой?

– Нет, это не было запланировано. Несколько дней назад я вообще не знал про этот город. Как в принципе не знаю и сейчас, но хотя бы нахожусь в нём, а значит круг тоски разорвался. И я вышел не в дверь, а через окно.

– Арсений, будь осторожен и не подбегай близко к перилам. – Ира прервала разговор, наблюдая за сыном.

Через несколько домов от Калачной протянулся мост на другую сторону реки. Он был разделяющим между миром из домов и миром из полей. По ту сторону раскинулись гектары еще не засеянных пустошей, что к осени разрастутся желтой нивой. Такие поля, где идешь, а по обе стороны рожь колосится и хрустит под ногами, а ты держишь в зубах соломинку и рассасываешь, будто сок ищешь, а она пустая, но все равно не сплевываешь. Идешь, между рядами, а где-то трактора гудят, и кто-то матом кричит, а тебе хорошо. У реки сосны накренились, будто жажда замучила и пить хочется, но сколько бы не тянулись они ветвями к воде, не суждено им зачерпнуть из реки. И вот всё это на ветру колышется, шумит по-своему, и затихает. Говорят, природа живая, значит так она дышит.

– А ты знаешь, что это за мост?

– Нет. Но судя по тому, что он сейчас не соединяет два берега, значит разводной. Если бы поднимался вверх, то был бы, как в Питере. А так он больше рукав напоминает.

– Так, сейчас посмотрим, что есть в Яндексе, – Леша достал телефон и одной рукой вбил в поиск: мосты в Коломне, – Ага, смотри, что нашел. Значит, Бобреньевский понтонный мост (историческое название Бобреньевский живой мост) – один из старейших мостов города, служащий переправой для жителей города и путников через реку Москва в село Бобренево и ближайшие населенные пункты.

– Интересно. Арсений, беги сюда. – Ира махнула рукой сыну. – Я тебе сказала быть осторожным?

– Я близко не подхожу, только одним глазком.

– И вот одним своим глазком и упадешь. А потом где я тебя буду искать?

– Я не упаду, обещаю.

– Давай свой калач и иди побегай, но не у самого края и будь в поле моего зрения. А то, видишь, там есть мост?

– Ага.

– Так вот он очень старый и разводной. И те дети, что никого не слушаются и делают что хотят, родители отводят на него и он уносит их на другой берег, а оттуда их не забирают и живут они там в лесах да полях без родителей.

– Я не буду убегать, обещаю. В лесу волки живут.

– Вот и хорошо. Я пока поговорю с дядей Лешей, а ты далеко не уходи.

– Я калач с собой возьму, голубей буду кормить. Вон они летают. – Арсений показал рукой на двух жирных голубей, что сидели у лавочки в теньке.

– Ну, иди покорми. По их виду они скоро совсем улететь не смогут.

– Леша, прости, что отвлеклась. Просто, если за ним не проследить, то потом его можно не найти. Он любознательный до всего, что попадает в поле зрения. Для него сейчас ни времени, ни запретов не существует, поэтому он поглощает информацию, как губка. Главное, не давать этой маленькой губке своевольничать.

– Не переживай, я все понимаю. Тут нет никаких претензий.

– Тогда продолжай свою историю. Мы остановились, что ты разорвал круг…

– Да. История можно сказать до банального проста. Несколько дней назад меня сбила машина и я очнулся в больнице.

– Ох, ужас какой. Кости целы остались? – Ира резко вытянулась и скорчилась, будто что-то вспомнив. – Ну да, гипса же нет.

– Ничего серьезного. Сотрясение и ушибы. Но именно эта ситуация и разорвала круг тоски. Она как бы выбила меня за