Assassin's Creed. Тайный крестовый поход - Боуден Оливер Страница 57

– О чем еще писал Альтаир в своих дневниках?

– О Тех, Кто Пришел Раньше. Так он называл существ первой цивилизации. Она оставила предметы, за которыми охотились и тамплиеры, и ассасины.

– Яблоко – один из таких предметов?

– Совершенно верно. Предмет, заключающий в себе громадную силу. Ты помнишь, как неутомимо пытались рыцари-тамплиеры снова завладеть Яблоком. Пребывание Альтаира на Кипре позволило ему изучить опыт тамплиеров. Он узнал, что открытым способам борьбы за власть и влияние они предпочитают скрытые. Их стратегия – уловки и ухищрения. Поразмыслив, Альтаир пришел к выводу, что и ассасинам следует действовать подобным же образом.

Альтаир решил, что братству незачем строить громадные крепости и проводить пышные ритуалы. Все это не делает человека ассасином. Ассасином человека делает его приверженность Кредо. По странной иронии, о том же когда-то говорил и Аль-Муалим. Тот говорил о мировоззрении, которое подвергало сомнению любые учения. От вступивших в братство требовалось постоянно превосходить себя и делать невозможное возможным. Альтаир лишь развил и видоизменил положения своего Наставника. Взяв их за основу, он несколько лет неутомимо упрочивал положение братства на Святой земле. У него был богатый опыт и понимание, чтó значит быть настоящим ассасином. Только в Константинополе его попытки построить жизнь общества по принципам ассасинов потерпели неудачу. В 1204 году там начались волнения. Люди восстали против византийского императора Алексия. Вскоре туда вторглись крестоносцы и принялись грабить город. Все это никак не способствовало осуществлению замыслов Альтаира. Ему пришлось отступить. Это было единственное из его поражений… Я припомнил забавный момент. Когда Альтаир рассказывал мне о его константинопольской неудаче, он как-то странно посмотрел на меня.

– Может, потому, что мы с тобой из Константинополя?

– Вполне возможно. Надо будет всерьез поразмыслить над этим. Не удивлюсь, если наше константинопольское происхождение и его попытки учредить там гильдию каким-то образом связаны…

– Единственное из его поражений?

– Именно так. Во всем остальном он поднял братство на такую высоту, какой не достигал никто из прежних Наставников. Если бы не появление Чингисхана, Альтаир бы продолжал свой созидательный труд.

– Но при чем тут Чингисхан?

– Около сорока лет назад Альтаир написал в своем дневнике об этом завоевателе. О темной волне, поднимавшейся на востоке. Об армии столь многочисленной и могущественной, что перед ней затрепещет вся земля.

– Он писал о Монгольской империи? – спросил Маттео. – О восхождении Чингисхана к власти?

– Да, – ответил я. – Дариму к тому времени было двадцать с небольшим, но он считался опытным лучником. Альтаир взял с собой его и Марию. Они втроем покинули Масиаф.

– Чтобы сражаться с Чингисханом?

– Альтаир подозревал, что победоносное продвижение Чингисхана обусловлено не только его выдающимися способностями полководца. Возможно, монгольскому завоевателю в этом помогала Частица Эдема, схожая с Яблоком. Скажем, какой-нибудь древний Меч. Альтаир задался целью проверить, так ли это на самом деле, и, конечно же, остановить неутомимое продвижение войск Чингисхана.

– А на кого он оставил Масиаф?

– Своим заместителем Альтаир назначил Малика. В помощь его соратнику оставался и Сеф, который довольно рано женился и к тому времени уже был отцом двух малолетних дочерей. У Дарима семьи не было, и потому все трое надолго покинули Масиаф.

– Надолго – это на сколько?

– На целых десять лет. А когда вернулись, то застали Масиаф совсем другим. Ничто уже не было таким, как раньше. Ты хочешь об этом услышать?

– Конечно. Прошу тебя, продолжай.

49

Издалека Масиаф выглядел как прежде. Никто из них – ни Альтаир, ни Мария, ни Дарим – не заподозрил подвоха.

Альтаир и Мария ехали чуть впереди, как всегда рядом, наслаждаясь обществом друг друга и радуясь, что скоро будут дома. Они мягко покачивались в седлах в такт движения лошадей. Невзирая на долгий, утомительный путь, оба держались в седле прямо и горделиво. Альтаиру и Марии шел седьмой десяток, но годы не сломили их. Однако сейчас они ехали медленно. Лошади, выбранные ими, отличались силой и выносливостью, но не скоростью. К тому же к каждой был привязан тяжело навьюченный осел.

Дарим ехал позади. От матери он унаследовал ясные, подвижные глаза, а от отца – цвет кожи и телосложение. Порывистостью он пошел в обоих родителей. Сейчас Дарим с радостью пустил бы свою лошадь галопом, взлетел бы по склону холма к цитадели и объявил бы о возвращении родителей. Но он уважительно относился к желанию отца вернуться домой тихо и спокойно. Рукоятью кнута Дарим постоянно хлопал назойливых мух, мелькавших возле лица. Галоп был бы самым надежным способом избавиться от этих тварей. Наверное, их небольшую процессию уже заметили с крепостной стены и с оборонительной башни.

Миновав конюшни, они проехали через деревянные ворота и вскоре оказались на базаре. Здесь ничего не изменилось. За базаром начиналась деревня. Навстречу выбежала стайка ребятишек, требуя, чтобы приезжие незнакомцы их чем-нибудь угостили. Эти дети были слишком малы и не узнали Наставника. В отличие от взрослых. Альтаир сразу заметил, что деревенские жители смотрят на них настороженно. Альтаир попытался заглянуть им в глаза. Все как один тут же отворачивались. Теперь беспокойство охватило и самого Альтаира.

У подножия склона, ведущего к цитадели, их кто-то ждал. Свами. Когда Альтаир уезжал, тот был еще нерадивым учеником, грезившим о битвах. За эти десять лет Свами успел заработать шрам, который морщился при улыбке. Однако глаза юного ассасина оставались холодными. Возможно, с возвращением Альтаира для Свами кончалась привольная жизнь, и он вздыхал, зная, что Наставник заставит его учиться.

«Придется потерпеть», – подумал Альтаир. Он посмотрел за спину Свами, на замок, над которым развевался флаг с эмблемой ассасинов. Помнится, Альтаир давно приказал снять флаг. Должно быть, Малик решил снова его повесить. Что ж, придется и Малику преподать урок ассасинской скромности.

– Здравствуй, Альтаир, – произнес Свами, слегка наклонив голову.

К главе ордена так не обращались, но Альтаир предпочел закрыть глаза на дерзкое нарушение правил. Пока.

– Рад видеть вас всех. Уверен, что ваше путешествие оказалось плодотворным.

– А я ведь посылал сообщения, – сказал Альтаир, наклоняясь в седле.

Дарим остановился с другой стороны. Все трое выстроились в ряд, с высоты седел глядя на Свами.

– Разве братство не знало о моих успехах? – спросил Альтаир.

– Знали. Конечно же знали, – подобострастно залепетал Свами. – Я спросил просто из вежливости.

– Я ждал, что нас встретит Рауф, – сказал Альтаир. – Он лучше всех понимает, что мне нужно.

– Бедняга Рауф, – пробормотал Свами, упершись глазами в землю и словно что-то вспоминая.

– Что с ним?

– Тяжело говорить, но Рауф еще несколько лет назад умер от лихорадки.

– Почему мне не сообщили?

В ответ Свами лишь передернул плечами. Снова непочтительность. «Ну забыли. Я-то тут при чем?» – говорил его жест.

Альтаир поджал губы, решив, что кому-то придется все ему объяснить, в том числе и наглое поведение Свами.

– А теперь пропусти нас. Надеюсь, наши комнаты готовы?

Свами снова наклонил голову:

– Увы, Альтаир, нет. А пока меня просили проводить вас в другое жилище. Оно на западной стороне крепости.

Альтаир взглянул на Дарима. Сын хмурился. Глаза Марии говорили: «Берегись». Так его еще никогда не встречали.

– Другое так другое, – осторожно сказал Альтаир.

Все трое спешились. Свами подозвал слуг. Те занялись лошадьми, а он повел вернувшихся вверх по склону, к воротам цитадели. Караульные, как и жители деревни, почему-то опускали головы, прячась от взгляда Альтаира. На барбакан подниматься не стали, а пошли вокруг. Альтаир смотрел на высившиеся стены цитадели. Ему хотелось увидеть сердце братства. Внутри копилось раздражение, но интуиция призывала не торопиться с выводами. Свами привел их к приземистому домику, прилепившемуся к стене. За невысокой дверной аркой виднелись ступени, ведущие вниз. Это что же, подвал? Мебели было очень мало. У дверей не стояли слуги. Альтаир привык к скромным условиям жизни; он даже настаивал на них. Но здесь, в Масиафе, будучи главой ордена, он рассчитывал обосноваться в башне Наставника или в схожем помещении.