Как я провёл лето в Талморе - Сим Симович Страница 5

Он поднял взгляд, когда мимо проходила альтмерская мантия.

— Хочешь песню, господин? — спросил спокойно. — Про город, который не любит своих хозяев? Или про тех, кто считает себя хозяевами, а сам живёт за каменной оградой?

— Лицензия на уличные выступления у тебя есть? — сухо откликнулся голос, снова опираясь на чужие знания.

Юноша усмехнулся.

— У меня есть слух, руки и город, которому нужно хоть что-то кроме ваших указов. Если этого мало — можете записать меня в свои свитки.

Лира пела дальше. Эти нотки тоже не попали в отчёт.

Быт эльфов в Маркрафте складывался из подобных мелочей.

Из миски похлёбки, поданной в таверне без приветствия, в отличие от нордского посетителя, к которому обращались по имени.

Из короткого «господин», произнесенного без уважения, но и без грубости — просто потому, что так требует закон.

Из домов, где дети-альтмеры учились читать по ночам при тусклом магическом свете, чтобы потом иметь шанс попасть в Ведомство, вместо того чтобы таскать уголь и камень.

Из стражи, которая смотрела на своих меньших соплеменников так же снисходительно, как на нордов, но хотя бы не позволяла себе открытого презрения.

Вечером того же дня представительство жило своим размеренным, почти монастырским укладом. В столовой подавали однообразную, но сытную еду: густой суп, хлеб, немного овощей, нечасто — рыбу. За столами сидели порознь: стража отдельно, маги отдельно, писцы отдельно. Общение сводилось к служебным обсуждениям и редким коротким фразам о погоде, отчётах и распоряжениях.

В углу столовой трое молодых альтмеров спорили о новом постановлении: предстояло ужесточить правила ночного передвижения для местных жителей. Один говорил, что это необходимо, другой считал, что норды взбунтуются ещё сильнее. Третий молчал, рассматривая свои руки.

— Они нас всё равно не примут, — сказал вдруг тот, что сидел молча. — Для них мы всегда будем чужими, даже если проживём здесь сто лет.

— Для этого мы здесь и стоим, — отозвался первый, — чтобы не спрашивать, принимают нас или нет.

— Стоим? — усмехнулся второй. — Иногда мне кажется, что нас тоже держат. Как щит. Между их гневом и теми, кто сидит наверху.

Разговор оборвался, когда рядом прошёл старший офицер. Слова не превращались в жалобы — только в короткие взгляды.

Вечер тянулся. Столовые опустели. Свет в коридорах приглушили. В кабинетах ещё долго горели лампы — кто-то досчитывал, дописывал, досматривал.

У окна, выходящем на нижний ярус, задержался один силуэт. Внизу в этот час зажигались редкие огни — в домах, где могли позволить себе лишнюю свечу, и в тавернах, где разливалось дешёвое пиво.

Город жил, словно стараясь не замечать чужой цитадели, выросшей у него на спине.

Эльфы жили в этом городе, словно на льду: скользко, холодно, опасно задерживаться слишком долго в одном месте.

Талмор — в высоких каменных стенах.

Торговцы — в лавках между двух миров.

Слуги и полукровки — в сырых нижних кварталах.

Общий дом, но разные этажи. И лестница между ними охранялась не хуже, чем вход в сокровищницу.

Ночь окончательно вступила в права.

Кристаллы в коридорах тускло мерцали.

Маркрафт дышал в глубине, будто тяжёлый зверь.

А где-то между этими двумя мирами — нордским городом и талморской крепостью — жил один альтмер с чужой душой, который всё ещё не понимал, какое место в этом раскладе отведено ему.

Утро тянулось привычной чередой: свет кристаллов под потолком, скрип перьев, мерный шорох разворачиваемых свитков. Ведомство записей просыпалось раньше города и засыпало позже. Бумага не знала отдыха.

Перед Илвасионом лежала свежая стопка донесений. Сначала шла мелочь: ночные потасовки, украденный товар на рынке, жалобы на шумных соседей. Взгляд скользил по строкам автоматически, вычленяя лишь то, что требовало вмешательства.

Серый тонкий пергамент с чёрной меткой в углу сразу выбился из общей массы. Почерк неровный, местами сбивчивый, явно принадлежал стражу, привыкшему к мечу, а не к перу.

«В ночь на вторую четверть луны, — значилось в донесении, — из нижнего хранилища тел при храме Аркея исчезли два трупа. Замки не взломаны, печать храма не нарушена. Сторож клянётся, что покидал помещение ненадолго, дверь оставалась запертой. Следов некромантии не обнаружено».

Строки с первого прочтения оставили неприятный осадок. Илвасион перечёл их ещё раз, медленнее. Слишком безупречное отсутствие магии. Слишком спокойный тон там, где спокойствия быть не должно.

Внизу, уже другой рукой, был приписан короткий комментарий: «В квартале ходят слухи, но считаю их пьяными выдумками». Слово «слухи» подведено неуверенной линией, будто автор сам сомневался, стоит ли привлекать к нему внимание.

Пергамент лег в сторону, помеченный закладкой. Работа двинулась дальше.

Через несколько свитков всплыло второе совпадение. На этот раз письмо пришло от городового магистрата: «В нижних кварталах отмечены исчезновения тел бездомных и одиноко живущих. Смерть фиксируется свидетелями, но до храма Аркея многие не доходят. На местах обнаружены кровь, следы волочения. Магического следа нет. Некромантия маловероятна». Ниже аккуратным, твёрдым почерком: «Не исключаю наличие тайного культа. Требует проверки».

Два независимых источника говорили об одном и том же. Призраки были ни при чём, некромантов Арканный отдел не нашёл бы и промолчать не смог. Кто-то забирал мёртвых до того, как их успевали предать земле или огню.

Этого всё ещё не хватало для прямого вмешательства. Ведомство записей не имело права посылать отряды лишь по внутреннему беспокойству писаря. Нужны были слова, которыми любила оперировать власть: «угроза эпидемий», «подрыв порядка», «даэдрические практики».

Повод принёс третий свиток.

Храм Аркея направил жалобу, выдержанную в учтивых выражениях, но тревога проступала через каждую вежливую формулу. Жрец сообщал, что семьи всё чаще обходят храм стороной: тела умерших приносят реже, чем о смертях знают соседи, пожертвования сокращаются, обряды исполняются наспех. «Если некроманты не забирают их, — писал он, — значит, кто-то вмешивается раньше нас. А тот, кто лишает умерших положенного покоя, редко задумывается о живых».

Три донесения легли рядом, сложившись в цельный рисунок.

Илвасион долго сидел молча, глядя на них. Затем придвинул к себе чистый свиток и принялся составлять запрос. Сухо, ровно, как требовало ремесло: несоответствие числа зарегистрированных смертей и переданных тел; исчезновения в нижних кварталах; отсутствие магических следов; сведения о «возможных тайных собраниях с осквернением тел».

В конце появилась фраза, переводящая тревогу в разряд дел Талмора: «Вероятность даэдрических культов не может быть исключена».

Ответ пришёл