Император Пограничья 10 - Евгений И. Астахов Страница 4

Дмитрий Валерьянович молча слушал, его челюсти были стиснуты так, что желваки ходили ходуном.

— Я допросил Ладыженского и узнал о запланированной встрече княгини с послом. Вы бы мне не поверили, Ваша Светлость. Слово маркграфа-выскочки против слова вашей жены? Поэтому я попросил Василису о помощи. Чтобы вы сами услышали правду.

После этих слов я подошёл к Василисе. Девушка подняла на меня заплаканное лицо — в зелёных глазах плескались боль, ярость и что-то похожее на ужас от собственного поступка. Я опустился рядом на колени и осторожно обнял её за плечи.

— Тише, тише, — зашептал я, притягивая геомантку к себе. — Что сделано, то сделано. Ты не одна. Просто дыши, Василёк. Дыши.

Княжна уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась ещё сильнее. Я гладил её по спутанным волосам, шептал успокаивающие слова, чувствуя, как дрожит её тело. Через несколько минут рыдания стихли, сменившись тихими всхлипами. Я поднялся на ноги, подхватив девушку на руки. Она не сопротивлялась, обвив руками мою шею и спрятав лицо у меня на плече.

Я подошёл к князю и осторожно передал ему дочь. Дмитрий Валерьянович удивлённо принял Василису, инстинктивно прижав к себе. Наши взгляды встретились, и архимагистр медленно кивнул мне — как мужчина мужчине, признавая мою заботу о его дочери.

— Нам стоит продолжить беседу после того, как вы позаботитесь о дочери, теле жены и захваченном после, — произнёс я негромко. — Я буду у себя в комнате. И у меня есть идея, как можно использовать сложившуюся ситуацию во вред врагам Московского Бастиона.

Дмитрий вновь кивнул — на этот раз безэмоционально, всё ещё переваривая случившееся. Мы вышли из малой приёмной. На шум заклинаний уже бежали люди — стражники, слуги, придворные, однако правитель Москвы закрыл за нами дверь в комнату, ставшей ареной для семейной трагедии, и велел охране никого туда не пускать.

Я же направился к себе в комнату, сопровождаемый парой дюжих молодцев, оставив Голицыных разбираться с последствиями.

В своих покоях я налил себе вина из графина на столике и опустился в кресло у погасшего камина. Ситуация складывалась… интересная. И опасная одновременно.

Моё собственное положение оказалось шатким. Да, я помог разоблачить заговорщиков, но князь наверняка задастся вопросом — как именно я допросил Ладыженского? Обычный маркграф не смог бы заставить влюблённого юнца выдать свою госпожу. Указать на сломанную руку? Возможно… Если Голицын всё же заподозрит истинную природу моих способностей, последствия могут быть непредсказуемыми.

Перед даром внушения люди испытывают вполне объяснимый ужас. А если эти люди облечены силой и властью, их первым порывом станет избавиться от потенциальной опасности.

Смерть Елены от руки Василисы создавала целый клубок проблем. Строгановы не оставят это просто так — слишком могущественный и гордый род. Они потребуют расследования, справедливости, возмездия. И формально будут правы — княжна убила княгиню без суда и следствия, пусть и в порыве ярости. Князь окажется в невозможном положении: защищать дочь означает идти на конфликт со Строгановыми, выдать её — потерять единственного оставшегося ребёнка от первого брака — утратить всё, что связывает его с любимой женой.

Кристоф… Вот кто представлял отдельную головоломку. Посол Ливонской конфедерации с дипломатическим иммунитетом. Его нельзя публично казнить — это будет поводом к войне, которую Ливония, конечно, проиграет, но даже это может иметь непредсказуемые последствия. Однако и отпустить его нельзя — он организовал покушение на жизнь князя, а значит, должен быть наказан. Скорее всего, Голицын попытается использовать его как разменную монету в переговорах с Ливонией.

Я задумался о возможных контрмерах. Первое — контролировать информацию. Строгановы узнают о смерти Елены, но что именно они узнают? Можно представить это как несчастный случай во время разоблачения ливонского заговора. Или как самоубийство от стыда после раскрытия измены. Или даже как покушение самого Кристофа, решившего убрать сообщницу. Вариантов множество, и каждый снимает вину с Василисы.

Второе — использовать захваченного Кристофа по максимуму. Выбить из него все детали ливонских планов, имена агентов, пароли и явки. А затем решить, какая версия его показаний будет наиболее выгодна для представления Строгановым и общественности.

Третье… Я усмехнулся собственной мысли. А что если представить всё произошедшее как гениальную операцию князя по разоблачению заговора? Дескать, Голицын давно подозревал жену, специально создал условия для её разоблачения, использовал меня и Василису как невольных исполнителей. Это укрепит его репутацию проницательного правителя, снимет часть вопросов и переместит фокус внимания с меня обратно на князя. Мне и так хватает врагов с Демидовыми, Тереховым и Гильдией Целителей. Нет, плохой вариант, потому что не решит сложность со Строгановыми.

Но главной проблемой оставалась Василиса. Девушка только что пережила страшное потрясение — узнала правду об убийстве матери и сама стала убийцей. Пусть и невольно, в порыве праведного гнева. Ей потребуется время, чтобы принять случившееся, и поддержка, чтобы не сломаться под грузом вины.

Размышления прервал стук в дверь. Я отставил недопитый бокал.

— Войдите.

В комнату вошли четверо охранников в парадной форме.

— Маркграф Платонов, — произнёс старший, — Его Светлость требует вашего присутствия.

Я поднялся, оправил пиджак. Что ж, похоже, князь уже готов к продолжению нашего разговора. Осталось надеяться, что моя идея использовать ситуацию против врагов Москвы перевесит его подозрения относительно моей личности.

Стражники проводили меня по коридорам дворца. Я отметил, что ведут меня не в тронный зал, а в личный кабинет князя — значит, разговор будет приватным. У массивных дубовых дверей стояла усиленная охрана. Старший стражник постучал, дождался разрешения и распахнул створки.

— Маркграф Платонов, Ваша Светлость.

Я шагнул через порог, и двери за мной закрылись.

Кабинет князя встретил меня полумраком и запахом табачного дыма. Дмитрий Валерьянович сидел в кресле у камина, в руке тлела трубка. Он выглядел чуть лучше, чем час назад в малой приёмной — насколько вообще может выглядеть лучше человек, потерявший вторую жену и узнавший, что она убила первую. Лицо архимагистра застыло маской спокойствия, но в глазах плескалась целая буря эмоций.

— Садитесь, Платонов, — князь кивнул на кресло напротив. — И рассказывайте всё с самого начала. Без утайки.

Я опустился в мягкое кресло, собираясь с мыслями. Нужно было выбирать слова осторожно — любой намёк на использование Императорской воли мог обернуться