Эхо забытых стен - Gerodot Страница 4

Страха как такового он не испытывал — скорее, ледяную сосредоточенность и вспышку гнева. Гнева на эту несправедливость, на вечное преследование его рода. Но сейчас не время для эмоций. Нужно было понять, насколько серьезна угроза.

Староста Еремей что-то отвечал, его голос звучал заискивающе и испуганно. Он явно не хотел проблем с вооруженными людьми, ссылающимися на королевский указ, пусть и «неофициальный».

«…у нас тут… таких не водится, господа хорошие… все свои, из роду в род… молодежь вся наперечет…».

«Мы проверим, старик, — отрезал высокий незнакомец. — Завтра с рассветом обойдем каждый дом. А пока — предоставь нам место для ночлега. И твоим людям — держать язык за зубами. Никто не должен знать о нашем визите, пока мы не уедем. Понял?»

«Понял, понял, ваше благородие… как не понять… — бормотал Еремей. — Проходите в дом, у меня тут… тесновато, но уж как-нибудь…».

Дверь в дом старосты закрылась, укрыв от Алексея дальнейший разговор. Двое всадников остались у лошадей, кутаясь в плащи. Дождь снова начал накрапывать.

Алексей медленно, стараясь не издать ни звука, начал отступать обратно к своей хижине. Мысли бились в голове, как пойманная птица. Они ищут его. Завтра утром они начнут обыск. У него есть всего несколько часов до рассвета.

Что делать? Бежать? Но куда? Лес большой, но они на лошадях, и если они действительно ищейки, то, возможно, у них есть собаки или они сами хорошие следопыты. Скрываться в деревне? Бессмысленно, его хижина на отшибе, и ее проверят одной из первых. К тому же, он единственный в деревне, кто полностью подходит под описание.

Единственный шанс — это лес. Но не просто бежать, а попытаться запутать следы, уйти как можно дальше и быстрее. И он должен был сделать это немедленно, не дожидаясь утра.

Вернувшись в хижину, он плотно закрыл дверь на тяжелый деревянный засов. Огонь в очаге еще горел, отбрасывая неровные тени. Алексей подошел к нему, но не для того, чтобы согреться. Его взгляд был прикован к пламени, но видел он не его, а лица ночных гостей, блеск их оружия, холодную решимость в голосе говорившего.

Бремя знания о грядущем падении стен отошло на второй план перед лицом непосредственной, личной угрозы. Но одно было связано с другим. Если его поймают, он не сможет ничего сделать, не сможет даже попытаться использовать свои знания. Его жизнь, его уникальное положение как попаданца и Аккермана, может оборваться здесь и сейчас, в этой забытой богом деревне, так и не сыграв никакой роли в надвигающейся драме.

Он должен выжить. Ради себя. Ради смутной, почти невыполнимой надежды хоть что-то изменить. И для этого ему нужно было действовать. Быстро и решительно. Аккерманская кровь забурлила в жилах, отгоняя остатки растерянности. Начиналась его личная битва за выживание. И она обещала быть не менее жестокой, чем те, что ему предстояло увидеть в своих «снах» о будущем.

Пламя в очаге потрескивало, словно разделяя тревогу Алексея. Он больше не колебался. Решение было принято — бежать. Бежать немедленно, под покровом ночи и дождя, которые могли стать его единственными союзниками.

Первым делом он быстро и методично начал собирать самое необходимое. Дед Игнат всегда держал наготове «тревожный узел» — небольшой, но вместительный заплечный мешок из просмоленной кожи, в котором хранились вещи для выживания в лесу на несколько дней. Алексей знал его содержимое наизусть и теперь лишь проверял и дополнял.

Сухари из ржаной муки, твердые, как камень, но способные утолить голод. Несколько кусков вяленого мяса, завернутых в промасленную тряпицу. Небольшой мешочек с солью — драгоценность в этих краях. Кресало, кремень и трут в водонепроницаемом кисете из пузыря. Острый охотничий нож с костяной рукоятью, подарок деда, который Алексей всегда носил на поясе. Моток крепкой пеньковой веревки. Небольшой медный котелок. Запасная пара толстых шерстяных носков, связанных еще покойной бабкой, которую он почти не помнил.

Он окинул взглядом хижину. Что еще? Оружие. Его верный топор, с которым он не расставался при работе в лесу, был слишком громоздким для быстрого бегства и скрытного передвижения. Но у деда был еще один, поменьше, с короткой рукоятью и широким, идеально заточенным лезвием — боевой топор, который Игнат прятал под нарами. Алексей помнил, как дед изредка доставал его, проверял заточку, протирал промасленной тряпкой, и в его глазах появлялось то самое выражение — смесь печали, ярости и какой-то затаенной гордости. «Это наследие, внучек, — говорил он тогда. — Аккерманы всегда умели постоять за себя. Не для нападения, но для защиты своей жизни и чести».

Алексей нагнулся, пошарил рукой под грубо сколоченными досками нар. Пальцы нащупали холодный металл. Он извлек топор. Он был легче обычного дровосецкого, идеально сбалансирован. Алексей несколько раз взмахнул им, ощущая, как он становится продолжением руки. Этот топор будет его главным оружием, помимо ножа.

Рядом с боевым топором лежало еще кое-что — длинный, узкий сверток из потертой кожи. Алексей развязал ремешки. Внутри, на подкладке из старого меха, покоился предмет, от которого у него всегда перехватывало дыхание. Это были остатки УПМ — Устройства Пространственного Маневрирования. Вернее, несколько его ключевых компонентов: два корпуса приводов с остатками тросов, рукояти управления клинками, сильно поврежденные, и пара чудом уцелевших, хотя и зазубренных, клинков из сверхтвердой стали.

Дед Игнат никогда не рассказывал, откуда у него эти реликвии. Лишь однажды, когда Алексей был еще ребенком и с восторгом рассматривал эти непонятные, но завораживающие механизмы, старик сказал глухим голосом: «Это то, что сделало нас сильными. И то, за что нас возненавидели. Это память о тех, кто летал, как птицы, и разил чудовищ. И о тех, кто предал эту силу».

Алексей знал из своих «снов»-воспоминаний, что УПМ — сложнейшее устройство, требующее газа, сменных клинков и, самое главное, специальной подготовки. У него были лишь фрагменты. Но даже эти фрагменты были бесценны. Клинки из такой стали невозможно было выковать в Остроге или любом другом известном ему месте внутри стен. Их твердость и острота были легендарными. Он взял один клинок в руку. Несмотря на зазубрины, лезвие все еще было опасно острым. Этот клинок мог стать еще одним его аргументом в борьбе за выживание, если правильно его использовать. Возможно, как длинный нож или короткий меч. Корпуса приводов и рукояти он решил пока