Имажинали - Сборник французской фэнтези Страница 36

— Я так не думаю, — настаивает бригадир. — Эти слова мне напомнили устаревшие обороты, которыми пользовался кое-кто из старых альвов, когда я был ребенком… Они несомненно подтверждают…

— Захлопни свою чертову варежку! — обрывает Ялмберик, злобно выкатывая глаза.

Но Радсвин твердо кладет руку на плечо тана и спокойно объявляет:

— Нет, уже слишком поздно. Бритый должен выложить все, что у него на душе. Мы не можем оставить недоговоренностей, особенно если нам удастся достичь Веорбурга.

И, повернувшись к Литтиллитигу, он прибавляет:

— Давай. Говори начистоту, что ты, по-твоему, понял. Я — Глашатай Закона. Во имя традиции двух корон я выступаю перед твоим господином и развязываю твой язык.

Маленький бригадир переступает с ноги на ногу, внезапно тушуется, ошеломленный тем, что с ним происходит. Обычно Глашатаи Законов занимаются исключительно правосудием гномов; дела альвов решаются в частном порядке сеньерами, к которым они прикреплены. Подобное дозволение, выданное хранителем традиций, неслыханно. Оно только усиливает подозрения, которые его снедали с момента их прихода в Вирмдейл. Этого достаточно, чтобы подтвердить, что Тэккр не ошибся, и что он действительно прочел древнее имя Дун-Эа’кнаван на стеле среди черепов. Итак, маленький Литтиллитиг берет слово. Распрямив свой окостеневший позвоночник и обратив свое иссохшее лицо к двум сеньерам-гномам, он осмеливается высказать свое мнение.

— Нет никакого дракона, — объявляет он, — и никогда не было.

Он не обращает внимания на восклицания альвов, на недоверчивые взгляды воинов. Он сосредоточивается на выражениях лиц тана и Глашатая Закона. Гнев одного и бесстрастность другого укрепляют его уверенность.

— Нет никакого дракона, — продолжает он. — Нигде нет обгоревшего камня. Ни дыма, ни сокровищ. Мы зашли в это место, как к соседу в гости: ни бои, ни взрывы, ни даже лавина никого не разбудили в этих залах. Когда мы появились, в городе не было никого, кроме старых-старых мертвецов.

— А что скажешь о статуях на входе в долину? — гремит Ялмберик.

— Это пугала, — отвечает Литтиллитиг. — О да, этот город был завоеван и разорен; его защитники были убиты, и это их останки брошены здесь. Но это наделал не дракон. Преступники, которые совершили это опустошение, подписали его своими именами: они оставили предупреждение перед долиной и вырезали свои петроглифы, запечатывая могилу. Две короны, вот кто захватил этот город, разграбил его и сделал все возможное, чтобы стереть его из нашей памяти, вплоть до того, что скололи его название с монументов. Но ненависть властителей была так сильна, что они высекли эту стелу, чтобы заклеймить своих врагов даже в смерти. Ибо этот город не называется Вирмдейлом; его настоящим именем было Дун-Эа’кнаван. Мы, альвы, считали его затерянным; на самом деле он был запретным. И, по жестокой иронии судьбы, он лежал всего в нескольких днях пути, в самом сердце Клюферфелла.

Потому что он — это то, что следовало скрывать любой ценой. Мы, презренные леты, — потомки побежденных из Дун-Эа’кнавана. И из всего, что мы видели здесь, становится ясно, что мы построили город не менее огромный и великолепный, чем Кинингберг. Мы не подраса. Мы — сыновья гномов. Мы — ваши собратья. Но эта мысль настолько непостижима, настолько невыносима, что ее пришлось изгонять из умов. Вот почему вы бреете нас, вот почему ставите на нас клейма. И вот почему появился дракон. Веками он не давал открыться нашим глазам. Даже мне сначала пришлось почувствовать, как подаются под каблуком кости моих отцов, прежде чем я наконец в глубинах тьмы узрел истину.

По мере того, как говорит Литтиллитиг, раздражение Ялмберика спадает, уступая место подавленному выражению.

— Грязный недоносок, — бормочет он, — у тебя слишком богатое воображение. Ты хоть понимаешь, чего твои разглагольствования мне могут стоить?

— Я всего лишь выполнял приказ Глашатая Закона, — отвечает альв, слегка заикаясь.

— Да, и ты сделал правильно, — холодно одобряет Радсвин. — По крайней мере, все прояснилось.

— Яснее и быть не может, — поддерживает тан.

Он как бы подыскивает слова, затем, подняв кустистую бровь, взглядывает на своего бригадира и скрежещет:

— Ты себя полагаешь смышленым, Литтиллитиг, вот только в одном ты ошибаешься. Дракон действительно существует. И он совсем недалеко. На самом деле…

Резким движением он заносит свой топор:

— …он прямо перед тобой!

Не успевает он это договорить, как голова альва отлетает, разбрызгивая кровь, и подпрыгивает среди черепов его предков.

— Ибо никогда, никогда он не позволит этим словам покинуть эту гробницу! — ревет тан.

Повернувшись к своим хускерлам, он вопит:

— И к остальным то же относится! Бритых всех убить!

Пока гномы ошарашенно смотрят на своего повелителя, а альвы начинают в ужасе выть, Ялмберик повторяет свой приказ, разнося лоб ближайшему погонщику. Затем в глубине усыпальницы, в дымном свете валящихся ламп, начинается отвратительная резня.

Единственный, кто посреди бойни сохраняет стоическое спокойствие — Радсвин Глашатай Закона. Созерцая обезглавленное тело Литтиллитига, он заключает: «Не стоило нам себя обременять этой оравой летов».

Королевы и драконы

Сезон 4 (2012)

Эрик Ветцель

Вестерхамское чудовище

— Подвинься, жирюга!

Аскель пихнула Клариона в плечо. На нее напало не столько плохое настроение, сколько скорее охота позубоскалить. Такое было чувство, будто старший брат так ее раздражал, что она постоянно старалась его допечь.

— Оставь меня, мне нужно поспать.

— Поспать? А чем таким ты заслужил, чтобы дрыхнуть, как старик?

— Старики спят не так уж много.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Ты впрямь ждешь ответа?

Кларион зевнул и вытянулся, чтобы тут же залечь на другой бок.

— Я уже давно ничего от тебя не жду, — продолжала Аскель. — Я имею в виду, кроме зевоты.

— Значит, можешь с тем же успехом оставить меня в покое.

Аскель занесла ладонь, чтобы еще раз шлепнуть брата по плечу, потом передумала и вздохнула:

— Да, пожалуй, я так и сделаю.

Она отодвинулась от кровати брата и уже собиралась покинуть его комнату, когда обернулась и добавила:

— Знаешь что? Я думала, что у меня будет такой старший брат, который покажет мне путь. Который стал бы меня вдохновлять, меня направлять…

— А я этого не делаю?

— Да нет, не думаю.

— Ты не знаешь, куда смотреть, Аскель. И все же открою тебе глаза: мир не стоит суеты. Все уже решено, разыграно до нас. Это написано в Книге Древних: судьба каждого уже давно определена; какой смысл дергаться? Я предпочитаю подождать, пока судьба сама упадет мне на коленки. Я вынужден настаивать, сестренка: лучшего наставника, чем я, тебе не найти.

Ошеломленная риторикой брата, Аскель на мгновение