Беглый в Гаване - Азк Страница 35

— Как ты думаешь, кто… они?

— Да. Я думаю, на острове появился кто-то новый. Кто-то, кто не из нашего уравнения. И если сейчас мы не согласимся на их правила, они выложат всё: Кино, фото, карты, чипы, аудио.

— Ясно… — отозвался третий, — … и что тогда? Мы им всё это оплатим?

Директор подошёл вплотную. Говорил он очень тихо, но предельно жёстко:

— Мы не заплатим. Мы уступим. Тайно. Медленно. Через третьи руки. А после не спеша опустим цены на их сахар. Пошлём якобы благотворительную помощь. А аренду — да, проплатим, но через фонд по восстановлению Вест-Индии. И только один раз. И это будет… поддержка народного здравоохранения. А еще каждая газета, все радиостанции будут тарахтеть, что водный коридор через залив мы открыли пожалев бедных кубинских рыбаков, попав на строительство моста через залив длинной две десятых мили! Демократия превыше всего парень…

— И вы правда думаете, это сработает?

— Нет, — усмехнулся директор. — Но мы сохраним лицо. А потом — вытащим зубами, что это было. Кто за этим стоит. И когда узнаем — сотрем в ноль. Как мы всегда это делаем.

Он выпрямился.

— А пока — к швейцарцам — с дипломатической депешей, а к кубинцам — с подарком.

* * *

Посольская резидентура КГБ располагалась в основном здании дипмиссии, с тяжёлым советским духом — колонны, мрамор, вентиляция, гудящая как в метро. Но сегодня здесь было по-домашнему: на столах селёдка под шубой, тарталетки с икрой, порционный плов, изысканный кубинский ром и, конечно, тосты, от которых краснели даже полковники — шел фуршет.

Небольшой празднество был организовано по случаю «заслуг перед Родиной в сложной международной обстановке». Тост поднимал резидент, он же советник-посланник при посольстве — Пётр Тимофеевич Рыжов, человек с лицом добродушного завхоза и мозгами шахматиста. И не просто шахматиста, а гроссмейстера.

— Товарищи! — начал он, возвышаясь над подносом с мясными нарезками. — Есть у нас повод, и повод не просто формальный, а по-настоящему боевой!

Он кивнул в сторону Измайлова:

— Товарищ генерал награждён Орденом Красного Знамени — за ум, выдержку и боевую смекалку.

Тост! Рюмки звякнули, зал оживился. Измайлов только чуть кивнул, мол, «делал, что должен».

— Далее, — продолжил Рыжов, — орденом Красной Звезды награждены: лейтенант Иванихин, курсант Щеглов и товарищ Борисенок. За работу, которая, так сказать, не на каждой карте отражена, но отчёт о ней лежит в сейфе в Москве. Там, где очень уважают, когда работа идёт тихо, но результат — оглушительный.

Новый тост. Щеглов покраснел, Иванихин попытался отшутиться, я молча кивнул и тоже пригубил.

Рыжов поставил рюмку и хлопнул в ладони.

— Ну а теперь… еще немного интересного. Так сказать сугубо неофициально…

Присутствующие на фуршете слегка притихли.

— Тут наш флот тоже не терял времени. Подняли то, что никто не должен был видеть. Вопросов больше, чем ответов. Из корпуса британской субмарины достали «вкусностей» — будь здоров! Аппаратура связи, шифровальное оборудование, интересные решения по силовой установке, нечто, похожее на автономную боевую систему, и даже один довольно… хм, экспериментальный контейнер с биологическим отсеком. Он, правда, он был пуст. Но это уже забота лабораторий.

Он усмехнулся:

— Только вы, товарищ генерал, их всё равно переплюнули.

В зале раздались одобрительные смешки.

— Ну, подумайте сами: подлодка — это военный трофей. А вы, со своей группой, принесли в кубинский бюджет четыре с лишним миллиарда в свободно конвертируемой валюте и свободный проход гражданских судов мимо Гуантанамо. За это, друзья мои, надо не просто орден нужно дать — надо, чтоб в Москве улицу назвали. Или, по меньшей мере, крейсер.

Раздался многочисленный смех и аплодисменты.

Кто-то хлопнул меня по плечу. Измайлов прищурился и тихо сказал:

— Вот теперь у нас настоящий повод порадоваться. А завтра — снова за дело.

Рыжов напоследок наклонился к Косте и добавил вполголоса:

— Только учти, брат… с такими успехами у тебя скоро появятся фамильные враги.

— Уже, — сухо усмехнулся Костя. — Но теперь хотя бы есть с кем их делить… и шинковать.

Они чокнулись.

Тут вдруг в зале появился человек в светлом кителе с золотыми пуговицами — не из наших. Кубинец лет пятидесяти, с тёмными глазами, выбритым затылком и лицом человека, привыкшего носить погоны даже под пляжной рубашкой. Его сопровождал сотрудник протокольного отдела посольства, который, стараясь не нарушать фуршетную неформальность, но и не теряя серьёзности, приблизился к Измайлову.

— Товарищ генерал, — сказал он негромко, — к вам обращается официальный представитель Министерства вооружённых сил Кубы, полковник Хорхе Альберто Бустаманте.

Мы все притихли. Полковник шагнул ближе и заговорил по-русски — с акцентом, но очень внятно:

— Товарищ генерал Измайлов. От имени товарища Фиделя Кастро и Министерства революционных вооружённых сил выражаю глубокое уважение… и честь пригласить вас, а также товарища лейтенанта Иванихина, курсанта Щеглова и гражданского специалиста Борисенка — на специальный приём в президентском дворце. Завтра, в двадцать ноль-ноль.

Он чуть наклонился вперёд, с дипломатической строгостью добавив:

— Товарищ Фидель лично желает поблагодарить вас за содействие в защите суверенитета Кубы и международной справедливости.

Повисла тишина. Измайлов выпрямился, посмотрел на нас и кивнул, как бы подтверждая, что услышал не только ушами, но и своим собственным опытом.

— Передайте товарищу Фиделю Кастро, что мы будем. И что для нас это очень большая честь.

Полковник сдержанно улыбнулся, вытянул руку и крепко пожал каждому из нас по очереди. Щеглов немного покраснел, Иванихин пытался держаться хладнокровно, но в глазах у него плясал огонь. А мне только и оставалось, что кивнуть — в этом мире такие приглашения просто так не делают.

Когда кубинцы ушли, Рыжов цокнул языком и налил себе ещё рюмку.

— Ух ты, — сказал он, — вот теперь я понимаю, почему вы такие серьёзные, когда играете в «простых» медиков. Завтра, ребятки, будет вечер в лучших традициях социалистического барокко.

— Главное, — пробормотал Измайлов, — чтобы без сюрпризов. Я Фиделя уважаю… но за каждым тостом у него обычно скрывается вопрос.

— Или предложение, — вставил я.

— А может, и проверка, — усмехнулся Иванихин.

Щеглов промолчал. Но я видел — он уже начал собирать в голове все возможные варианты завтрашнего разговора. Как и мы все.

Снаружи вечер в Гаване был по-карибски душный, внутри — горячий по-своему.

* * *