Как я провёл лето в Талморе - Сим Симович Страница 3

Он не договорил. Не требовалось.

Когда отряд вышел обратно на улицу, воздух показался ещё холоднее. Илвасион чувствовал, как слова, сказанные внутри, уже начали жить собственной жизнью, становясь частью той самой бумаги, которая помнила дольше людей.

Они шли дальше. Несколько домов. Одна лавка, где продавали оружие. Таверна, из-за дверей которой доносились песни, слишком шумные для спокойного времени суток. В каждой остановке — одно и то же: страх, ярость, презрение, усталость. Норды видели в талморцах не правителей и не благодетелей, а чужаков, которые пришли, когда город и так уже был полон ран.

В какой-то момент взгляд скользнул по замусоленной стене, где неровной, но уверенной линией было выведено углем: «Мы помним». Надпись кто-то попытался стереть, но напрасно. След всё равно оставался.

Инспектор прошёл мимо, не замедлив шага. Но Илвасион почувствовал, как на периферии его восприятия дрогнула магия — тонкая, почти незаметная. В воздухе повисло ощущение наблюдения.

Маркрафт, казалось, смотрел на них своими каменными глазами.

Возвращение в представительство было похожим на погружение обратно под защиту магического купола. Внутри было светлее, теплее. Стены хранили порядок и привычную жесткость.

В кабинете, когда дверь закрылась, и городской шум остался снаружи, тишина оказалась почти оглушающей. На стол легли новые пергаменты, пахнущие свежим воздухом и дымом чужих домов.

Каждое слово, записанное сегодня, могло превратиться в приговор. Или — в оправдание, если очень постараться.

Рука замерла над строкой. Чернила чуть дрогнули на кончике пера.

«Кузнец Хролф…»

«Хозяин таверны Брюннар…»

«Неуточнённые лица, присутствующие при разговоре…»

Можно было сделать эти формулировки мягче. Можно — жёстче. Одно слово, поставленное не на то место, превращало простую беседу в «выражение неповиновения» или, наоборот, в «неосторожный оборот речи без вреда для порядка».

Талмор держал людей за горло не только цепями и посохами. Бумага душила надёжнее.

Сквозняк шевельнул край листа. За окном темнело; в небе медленно прорисовывалась бледная луна. Где-то далеко, внизу, под камнем, глухо стучали молоты. Город жил своей жизнью, не желая признавать чужую власть, но и не в силах её сбросить.

Рука опустилась. Перо коснулось бумаги.

Строчка за строчкой, чужая жизнь превращалась в текст.

Иногда казалось, что вместе с каждым именем, аккуратно выведенным на пергаменте, небольшая часть чужака, оказавшегося в теле Илвасиона, тоже остаётся здесь. Оседает в словах, в печатях, в свитках, которые будут храниться в архиве десятилетиями.

Но выбора не было.

Сопротивление здесь не выглядело как героический подвиг. Оно выглядело как неправильное слово в отчёте.

А неправильные слова Ведомство записей не прощало.

Глава 2

Ночь в Маркрафте опускается быстро, будто кто-то одним движением накрывает город каменной крышкой. Луна едва пробивалась сквозь лёгкую дымку, утонувшую между скалами, и свет её не столько освещал улицы, сколько подчёркивал их угрюмость.

Сон пришёл не сразу. Долгое время взгляд цеплялся за линии потолка, за мерцающие руны в углу, за тёмный прямоугольник окна, в котором отражались лишь собственное лицо да редкие огни города. Потом мысли размылись, распались — и провалились в тёмный, тяжёлый, как старое железо, отдых.

Разбудил стук. Не резкий, не угрожающий — ритмичный, привычный, будто часть утреннего распорядка.

Глаза открылись медленно. Свет в кабинете был мягким: в нишах зажглись кристаллы, реагирующие на движение. В воздухе витал запах свежих чернил и слабый аромат трав, которые ночной дежурный маг подбрасывал в жаровню, чтобы отгонять усталость.

За дверью терпеливо ждали.

— Писарь Таэлис, — донёсся приглушённый голос. — Время подъёма. Общее утреннее построение через четверть часа.

Тело поднялось почти автоматически. Мантия, аккуратно сложенная на спинке стула, оказалась там, где и должна быть. Под ногами — тёплый ковёр, приглушающий шаги. Ни одной лишней детали. Комната чиновника, не солдата, но и не праздного мага.

В узком шкафу висели три одинаковых комплекта одежды: нижняя рубаха, тёмные брюки, лёгкий кафтан с серебряной вышивкой по вороту — знак принадлежности к Ведомству записей — и та самая мантия с тонкими нитями рун по подолу. Всё аккуратно, всё подогнано, всё лишённо индивидуальности.

Зеркало терпеливо показало того же альтмера, что смотрел оттуда вчера. Разве что под глазами залегли лёгкие тени, да взгляд стал чуть внимательнее.

Маркрафт уже просыпался. Через приоткрытое окно доносился гул: стук кузнечных молотов, приглушённые голоса, скрип телег. Где-то далеко кричал торговец, предлагая рыбу, только что поднятую из ледяной воды горной реки.

Во дворе представительства уже выстраивались в шеренгу стражи. Талморские мантии — чёрные, с золотом, — выделялись на фоне серого камня. Альтмеры держались прямо, почти статуями. У ворот, прислоняясь к стене, стояли двое босмеров-следопытов — лёгкие, сухие, с хищными глазами. Они не любили строевых ритуалов, но протокол требовал присутствия.

Чиновники и писцы собирались чуть в стороне. Их форма была проще, но порядок сохранялся: старшие — ближе к центру, младшие — по краям.

Утренний инструктаж повторялся из дня в день с небольшими вариациями. Сводки, распоряжения, напоминания о дисциплине. Слова текли ровно, как вода по желобу, и так же неизменно.

Но быт альтмеров в Маркрафте не ограничивался стенами представительства.

После построения, когда каждый получил свой список дел, город начал втягивать в себя тех, кому полагалось выйти наружу. Стражи сменялись у ворот. Разносчики документов разбредались по улицам, унося под мышкой свёртки с печатями. Маги первого ранга направлялись к наблюдательным башням. Чиновники — к магистрату, в суды, в административные дома.

Илвасион числился в группе, которой позволено было выходить без сопровождения стражи — при условии, что расстояния невелики, а маршрут известен.

Сегодня предстояло спуститься в нижний квартал, к дому, где снимали комнаты несколько эльфийских семей. Формально — для проверки списков жильцов. Неформально — чтобы напомнить: Талмор следит не только за нордами.

Дорога от представительства к эльфийским подворотням проходила по основным улицам, где проявлялась вся многослойность Маркрафта.

Верхний ярус — дома нордских старейшин и богатых торговцев. Камень здесь был обтёсан лучше, крыши — выше, двери — тяжёлые, с коваными петлями. Альтмеров здесь видели нечасто, и потому каждое появление вызывало настороженные взгляды из окон и от дверей.

Средний ярус — лавки, мастерские, склады. Норды тут не отворачивались, но и не приветствовали. Торговцы могли говорить вежливо, продавец мог выдать товар без лишних слов, но