Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов Страница 26

Он сжал губы, но кивнул. Видно было, что ему не по душе, но спорить не стал — понимал, что я прав. Я махнул Добрыне и Ратибору, чтобы шли за мной, и двинулся к терему. Надо было думать, как это все провернуть. Венгры — сила, но сила дикая, необузданная. А мне нужен порядок, чтобы Киев взять, а не просто кровью залить поле перед ним.

В тереме было тепло, пахло хлебом — Милава хлопотала у очага. Я скинул плащ, бросил его на лавку и сел у стола. Добрыня плюхнулся рядом, Ратибор встал у стены, скрестив руки.

— Золота у тебя много, княже, — сказал Добрыня, потирая бороду. — Но они жадные. Добычу пополам — это половина Киева, если возьмем. Не жирно ли им?

— Не жирно, если Киев наш будет, — ответил я. — Главное — договориться четко. Я их до стен доведу, а дальше — сами. Но обманут — пожалеют.

Ратибор наконец подал голос:

— Договор нужен. Не слово, а знак. Венгры уважают клятвы на крови. Дай им такое — крепче держаться будут.

Я кивнул, задумавшись. Клятва на крови — это дело серьезное. У нас такое тоже бывало, но редко. Если Такшонь согласится, то это уже не просто слова на ветер. Я откинулся на спинку лавки, глядя в потолок.

— Ладно, — сказал я. — Завтра с утра иду к нему снова. Договор скрепим. Но вы с Алешей и Веславой готовьте дружину. Нужно много самострелов.

Дверь скрипнула и вошла Милава. Волосы растрепаны, руки в муке, глаза строгие. Она посмотрела на меня, потом на Добрыню с Ратибором, пробурчала:

— Искра вон под замком лежит, а ты новых змей в дом тащишь…

Я ухмыльнулся, не сдержавшись. Ее забота была понятна, но иногда она перегибала.

— Не в дом, Милава, — ответил я. — До стен только.

Она фыркнула, но промолчала, шагнув к очагу.

— Княже, — вбежал рыжебородый дружинник, — там это… очнулась сталбыть… Искра.

Глава 11

Я стоял у входа в комнату Искры. День клонился к вечеру, солнце лениво цеплялось за горизонт, бросая длинные золотые полосы на землю, но сюда, свет почти не доходил. Я поправил плащ на плечах — не от холода, а от какого-то смутного чувства, что грызло меня с утра.

Искра. Дочь Огнеяра. Заманила меня в ловушку, а потом оказалась в лапах варягов. Что она знает?

Дружинник — рыжий парень с веснушками, который топтался у двери, — шагнул в сторону, пропуская меня. Его звали, кажется, Вторяк, или как-то так, я не запомнил, слишком их много стало в последние дни. Он кашлянул в кулак, кивнул на тяжелую дубовую дверь, перетянутую железными полосами, и пробубнил:

— Там она, княже. Сидит себе, как каменная. Ни слова не сказала.

Я хмыкнул, глядя на него. Лицо у него было простое, честное, но в глазах мелькала тревога. Боится он ее, что ли? Или просто не знает, как с бабой в цепях обходиться? Я махнул рукой, открывай. Дверь скрипнула и медленно отворилась.

Я шагнул внутрь. А в дальнем углу, у стены, сидела Искра. Спина прямая, как у девки, что гордо вышагивает на торгу, но плечи ссутуленные, будто тяжесть какая на них легла. Волосы, что раньше вились прядями, теперь спутались, падали на лицо грязными космами. Я остановился в паре шагов от нее, скрестив руки на груди, и молчал, давая ей самой начать. Но она даже головы не подняла. Просто сидела, уставившись в пол, будто там, в трещинах, было что-то интереснее.

— Ну, — сказал я наконец, когда тишина начала давить на уши. — Долго молчать будешь, Искра? Или язык тебе варяги отрезали, пока тащили?

Она не шевельнулась. Только пальцы ее, лежащие на коленях, чуть дрогнули — еле заметно, но я уловил. Жива, значит. И слышит. Я шагнул ближе, присел на корточки, чтобы заглянуть ей в лицо. Глаза были опущены, ресницы длинные, темные, как уголь, бросали тень на щеки. Лицо бледное, почти белое, только под глазами темные круги, словно ночь сама в них поселилась. Красивая она была, даже так, в грязи и цепях, — не отнять. Но сейчас эта красота казалась мне холодной, как лед на реке в зиму. Я ждал, что она хоть что-то скажет, хоть слово выдавит, но губы оставались сжатыми, будто зашитыми.

— Сфендослав, — бросил я, решив зайти с другой стороны. — Ты с ним была заодно. Что он задумал? Куда сбежал после того, как мы ему ладьи пожгли? Говори, Искра, мне надо это знать.

Тишина. Она только чуть повернула голову — не ко мне, а в сторону, к стене. Я стиснул зубы, раздражение поднимается откуда-то из груди, горячей волной заливает шею. Хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть, выбить хоть слово. Не потому, что жалко ее было, а потому, что понимал: силой тут ничего не взять. Она не из тех, кого сломать можно криком или кулаком. Огнеярова дочь, как-никак. Упрямая, как ее отец, что до последнего плел свои интриги против меня.

— Печенеги, — продолжил я, выпрямляясь и отходя на шаг. — Лагерь их пустой остался. Это твоя работа? Или Сфендослава? Ты с ними была заодно, когда меня в ловушку тянула? Молчишь, значит, да? Ну, молчи. Только учти: молчать можно до поры. А потом оно само вылезет, когда поздно будет.

Она снова не ответила. Даже не моргнула. Просто сидела, как каменная, будто меня тут и не было. Я смотрел на нее сверху вниз, на эту неподвижную фигуру в углу, и вдруг понял, что злюсь не только на нее. Злюсь на себя. Зачем я вообще сюда пришел? Думал, она расколется, как орех под молотом? Или надеялся, что в глазах ее увижу хоть что-то — вину, страх, ненависть? А тут пустота. Как в колодце, из которого воду вычерпали до дна.

— Ладно. Сиди тут, раз тебе так нравится. Только не думай, что я тебя забуду. Ты мне еще пригодишься, Искра. Живая или мертвая — мне без разницы, но пригодишься.

Я шагнул к двери, а на пороге обернулся, думая, что она наконец-то решится что-то сказать, но нет. Она просто подтянула колени к груди, обхватила их руками и уткнулась лицом в них, спрятав глаза. Словно отгородилась от меня этой позой, как стеной. Я пожал плечами. Не хочет говорить — ее беда. У меня дел хватает и без ее упрямства.

Вторяк у входа выпрямился, увидев меня, и вопросительно