Новая жизнь тихой Аннушки - Лара Барох Страница 2

– Ты и так баба, чего орешь при броске?

Жестко, но доходчиво. А весь спорт такой.

С тех пор я ни разу не пикнула на ковре. Руки ломали, суставы выворачивали – ни звука. Характер такой. Так и закрепилась кличка.

Дальше – больше. За границей рот держи на замке. Хоть с кем, потому что ты представляешь великую страну. Не дай бог показать необразованность или не так освятить событие. Поэтому интервью давали тренер и люди в штатском. А я привыкла молчать и улыбаться в объективы камер.

Вот и здесь – сжала зубы до боли и только слушала и делала все, что тетка Ванда скажет.

Вообще-то она мне не тетка. Когда мама моя, вернее, этого тела, да неважно сейчас, умерла, тетка Ванда по-соседки пожалела сироту и взяла к себе. Про отца моего слыхом не слыхала. Рассказывала лишь, что не видела возле моей матушки мужиков. Никогда.

А после мора ей повезло попасть поварихой в богатый дом. Ну и меня за собой потащила. Я и котлы чищу, и воду таскаю, и мусор выношу. Все на мне. Но зато сытая жизнь.

Для слуг здесь отдельно не готовят – много чести. Они доедают все, что остается от трапезы хозяев. Я когда первый раз увидела, как дерутся за обглоданную кость, волосы дыбом встали. Сначала вообще выходила из кухни на то время, как объедки приносят. Не хотела смотреть на это скотство.

Тетка Ванда заметила и стала откладывать нам двоим еду. Хозяевам положит, и мне ложку-две каши, или овощей тушеных с дичью, или кусок лепешки оставит со стаканом молока. А как все слуги наедятся отходов да разойдутся, мы с ней вместе садились в уголок передохнуть и подкрепиться.

Если она и заметила перемены во мне, то ни о чем не спрашивала. А другим до меня и дела не было.

Так мы и жили, пока сегодня меня не позвали к хозяевам. Впервые за месяц, что я в этом мире. Конечно, сердце ёкнуло. Зачем? Неужели Дузанек все же пожаловался? Ноги вырву и в реку выброшу!

– Ты с хозяевами не спорь. Не зыркай, как на меня и других. Больше кланяйся, да глаза в пол опусти. Так и стой, – наставляла тетка Ванда.

Она лично вызвалась меня проводить до хозяйских покоев, и пока мы шли темными коридорами, продолжала меня поучать. А возле самих дверей обняла и помолилась Пресвятой Деве о заступничестве за меня.

Я не без трепета шагнула впервые на хозяйскую половину. Здесь все иначе. Огромный зал с высокими потолками. Под ногами ковер, правда, прожженный в нескольких местах.

Большой стол, на нем несколько подсвечников с зажженными свечами. А за столом сидят двое. Хозяин, его я знаю. Видела, как садился верхом на лошадь. И незнакомец – о ужас! – в коричневой сутане. Храмовник! Только не это!

Тетка Ванда и сама их опасалась, и мне велела держаться подальше от них. Потому как они наряду с королевской волей имеют право казнить и миловать. За что? Был бы человек – а повод найдется.

Глава 4

– Ты и есть Аннанкиэта, что с кухаркой сюда пришла?

Все пропало. Вопросы начал задавать храмовник.

– Да, святой отец, – пискнула я. Стояла согнувшись, руки опущены в замке, чтобы не выдать дрожь. Глаза в пол. Дышала через раз.

– А мать твою как звали?

Вопрос поставил меня в тупик. Покойница-то при чем? Или не за Дузанька карать пришли…

– Мичелла, святой отец.

– А про отца что тебе известно?

Чем дальше, тем непонятнее.

– Ничего, святой отец.

– Все сходится. Умер твой отец на днях. Барон Джоржио де Вильво его звали. А ты, выходит, его бастардка. Письмо он тебе оставил, в завещание включил, и вот, сто золотых монет тебе полагается.

Послышался звук металла, ударяющегося о столешницу.

Ничего себе новости! И сразу несколько. Папаша, значит, знатного рода, но отказался меня признавать. А про наследство… Так это вообще гром среди ясного неба. Только жизнь моя вошла в тихое русло. Привыкла ко всему, обжилась. И нате вам.

– Читать умеешь?

– Да, святой отец, – я не врала.

Тетка Ванда не умела, а меня, видимо, мать в детстве учила. Как-то попался на глаза обрывок пергамента, я без труда его прочла.

– Ну тогда сама все узнаешь. Возьми.

Я на негнущихся ногах подошла к храмовнику. Первым делом склонилась в пояс. Он протянул мне два свитка, запечатанных чем-то вроде сургуча. А вот мешочек с деньгами передавать не торопился.

– Мне плата полагается.

Ах ты черт жадный! Но вслух произнесла другое.

– Конечно, святой отец.

– Десять монет забираю из твоего наследства.

Котья мать! Целое состояние! У-у-у-у!

Он выудил монеты, а оставшиеся передал мне. Я взяла и снова поклонилась в пояс.

– Иди.

Пресвятая Дева! Неужели меня отпускают?

Я не поворачиваясь к ним спиной, в полупоклоне добрела до дверей. Вновь поклонилась в пояс. Попой толкнула дверь и юркнула в коридор.

Тетка Ванда дожидалась меня здесь. Оглядела мои руки со свитком и мешочком денег и прикрыла в испуге рот ладонями.

– Я не крала. Это мое наследство. Храмовник вручил, – заторопилась ее успокоить.

Тетка не молода. Не приведи Пресвятая Дева ее удар хватит. Я одна-одинешенька в мире останусь.

– Так откуда? Ты же безродная.

– А вот и нет, – я повыше подняла подбородок. – Я бастардка, а отец мой барон. Умер на днях, а мне оставил наследство, – я потрясла у тетки перед носом монетами. – И завещание, и еще вот свиток. Побежали читать?

– Пресвятая Дева заступница! – плюхнулась на колени бабка Ванда и, залившись слезами, принялась горячо молиться.

– Пойдем скорее. Знаешь, кто мне все это выдал? Храмовник!

– Да ты что! – всплеснула руками она.

Вытерла рукавом глаза. Я помогла ей подняться, и мы торопливо пошли к себе. Вернее, к тетке на кухню, где посветлее. Там читать и буду.

Глава 5

Я покрутила в руках оба свитка, по виду одинаковые. Наугад выбрала один, осторожно сломала печать и начала читать.

«Мои дорогие Мичелла и Аннанкиэта!

Пребывая на смертном одре, не могу покинуть этот мир, не покаявшись перед вами. Смалодушничал я, поддался на упреки и уговоры.