Отверженный - Виктор Сергеевич Эрленеков Страница 17

- Ты знаешь, если часто трахаться, и кончать в бабу, то рано или поздно появится ребёнок, - я невольно смотрел на паренька как на придурка, - Вы же трахались? Ну вот, теперь у вас будет ребёнок.

- Мы не трахались, мы любим друг друга, - насупился Максик, - трахают Норку из кузни! Её все трахают, а мы любим друг друга!

- Да не обижайся ты, - я сам приобнял деревенского дурачка, - просто я человек военный, и поэтому грубый. А ты молодец. Я тебе завидую, потому что не умею так радоваться, как ты.

- Почему не умеешь радоваться? – Максик смотрел на меня удивлённо, - ты же улыбаешься, я сам несколько раз видел. А улыбаешься, значит радуешься!

- Эх братко, мы с тобой прожили на земле одинаково мало, - я вспомнил свою короткую жизнь и опять загрустил, - да и померли одинаково погано. Но я постараюсь научиться улыбаться и радоваться, примерно как ты. Научишь?

- Научу обязательно! – Макс весь сиял, - хочешь, Лерочка тебе приятно сделает? Она очень хорошо это делает, губами и руками. Они у неё тёплые.

- Макс, какого хрена? – от такого поворота я даже оторопел, - это же твоя женщина, она ждёт твоего ребёнка, а ты предлагаешь ей в рот засунуть?

- А ты не хочешь? – Макс выглядел удивлённым, - ты же мой друг, братом меня назвал, а мне для брата ничего не жалко. А Лерочка добрая, тебе понравится, и ты тоже улыбаться будешь.

- Ладно, как нибудь зайду к вам, когда совсем грустно будет, - я решил успокоить Макса и сменить тему, - а сейчас мне нужно ещё покопаться в хламе, для нового дома много всего понадобится.

- Конечно! Я через пару часов зайду, помогу тебе отвезти всё домой! – довольный Макс снова меня обнял и буквально вприпрыжку побежал в сторону фермы, а послушный бык медленно поплёлся за ним, волоча за собой телегу, - Не грусти Васька!

Интересный парень. Ради того своего друга готов всем поделиться. Даже женщиной, хотя в этом мире у мужчин нет права собственности на женщин, все равны. Можешь трахать всех, кто согласен дать, но твои подруги будут давать всем, кому захотят. Совместная жизнь здесь – это просто удобное времяпрепровождение с тем, кто тебе больше нравится. А такой незамутнённый человек как Максик просто не может понять претензий Земного мужчины к Земной женщине. Думаю если бы те трое ублюдков не попытались изнасиловать его любимую девушку, а пришли бы к ней с тортиком и цветами, заставили её улыбаться, то он бы радовался тому, что ей хорошо, даже если бы она дала сразу всем троим. Такой вот интересный малый. Наверное, он создан для этого мира.

- Васька, пойдём, поможешь нам! – меня окликнул один из рыбаков, который пёр на плече тяжёлый мешок, - мы много рыбы привезли, разделывать нужно.

- От чего не помочь родной ватаге, - я даже обрадовался новому делу, - филейник есть?

- Найдём, как не найти!

Весь вечер я отрезал рыбе головы, счищал кишки, вырезал позвоночники. Мужики превзошли сами себя, улов получился небывалый, еле дотащили до базы. Рассказывали, что зашли в новое место, там, где в озеро впадает большой горный ручей, и за пару заходов набили рыбы столько, что пришлось выкидывать лишнее. В основном была форель. Не очень крупная, килограмма по два-три максимум, но много. Были ещё крупные окуни, но их пока отложили в сторону, раздумывая, что с ними сделать.

- А давайте их в тузлук, через пару дней чуть просолятся и закоптим в горячем дыму, - моё предложение выскочило как-то само-собой, - а чего вы так смотрите? Ни разу окуня не коптили?

- Слушай, Васька, - обратился ко мне Мастер Петер, - если знаешь как надо – бери и делай, получится хорошо, нас научишь, а просто воздух трясти не надо.

- Понял, всё сделаю!

Вот, очевидно, что моя затея с копчением будет иметь успех у местного населения. Значит через пару дней можно будет начать. А пока я навёл крепкий тузлук в большом чане (интересно, откуда тут такая утварь?) и покидал туда всех окуней, которым никак не могли найти применение. А также несколько крупных угрей, которые тоже нашлись в общей куче. Интересно было наблюдать здоровых вьюнов пытающихся выбраться из пересоленной воды. Но я не живодёр, поэтому прикрыл крышкой заготовку – не люблю смотреть на чужие страдания. Чан я кряхтя и отдуваясь оттащил в ледник, там немного отдохнул и засобирался обратно, но мне преградила выход пышноватя барышня с высокой грудью. Тут таких не много, так как возрождаются все в своей лучшей кондиции и очень многие стараются не терять форму.

- Ты уже убегаешь, красавчик? – я пытался прикинуть, как бы мне вылезти из холодильника, - может забыл тут чего?

- Да вроде всё сделал уже, - я поёжился, - прохладно тут.

- А давай я согрею, - подмигнула мне толстуха, - или боишься чего?

- Не, не боюсь, - я прикинул шансы и пошёл на попятную, - пойдём ко мне, там согреешь.

Рыбачья артель весело праздновала богатый улов, уже звенели кубки, на столах дымилась закуска, а пара подвыпивших, с красным носами нордов, из команды Петера затянула какую-то песню.

Могучий дух обитает в горах,

И голос его свободный

Звучит с колыбели в наших сердцах

И в чуткой душе народной.

Народ притих и начал прислушиваться к словам, если честно, то я не слышал ещё песен в этом мире, поэтому эта нетрезвая песенка меня тоже заинтересовала. А с другого конца стола уже начал басить ещё один голос…

Тот ласковый голос, глубокий, родной,

Как говор листвы, как ручей лесной,

Живое эхо свободы

Он будит в душе народа….

Пара мужиков притоптывали в такт песне, отчего атмосфера стала совсем драматической, и теперь все бросили пить, и пытались ухватить слова:

Он - песни знакомой мотив родной.

Он - повесть и он же - сказанье,

Он горе смягчает в груди больной,

Он счастью дает сиянье,