Кайдор. Обратный попаданец - VMash Страница 15

так непривычно осязаемо, лишено магического резонанса древних фолиантов. Но жажда познания горела в нём с прежней силой. Он погрузился в чтение, вникая в законы Ньютона, теорию электромагнитных полей, строение атома. Знания были иными, но строгими, логичными. Мир познавался через формулы и эксперименты, а не через руны и волю. И в этой системе была своя, жестокая для него, красота и точность.

«Электричество... Грубая имитация природных молний. Магнетизм... Эхо фундаментальных сил, но лишённое сознания. Всё сводится к взаимодействию частиц, к энергии, которую можно измерить, но не почувствовать душой.»

Параллельно с изучением «местной» науки началась его тайная война за крохи магии. Он отодвинул лёгкий стол в своей комнате, освободив участок пола. Сесть в привычную позу оказалось испытанием – мышцы спины и бёдер протестовали, тело, ослабленное комой и лишённое прежней гибкости, сопротивлялось. Он начал с малого – просто сидел на стуле, выпрямив спину, стараясь удерживать равновесие без опоры. Закрыв глаза, он пытался отключить назойливый гул холодильника на кухне, шум машин за окном, сосредоточившись на внутренних ощущениях.

«Тишина. Найти точку покоя внутри. Ощутить дыхание. Вдох... выдох...»

Первые попытки медитации были удручающими. Внутренняя тишина, которую он когда-то обретал мгновенно, теперь ускользала. Мозг, отвыкший от дисциплины, блуждал, цепляясь за обрывки мыслей о Марии, о школе, о странных запахах города. А главное – он не чувствовал ничего. Ни тепла циркулирующей энергии, ни лёгкого покалывания в чакрах, ни связи с окружающим пространством. Воздух вокруг был мёртв, как вакуум для дыхания. Лишь слабый, едва уловимый фон – эхо его собственной жизненной силы, биения сердца, работы нейронов. Ничтожно мало.

«Дух знаний не солгал. Это тело... пустое. Как высохшее русло. Но даже в пустыне есть подземные ключи. Нужно докопаться.»

Он вспомнил самые азы, вбитые когда-то Фалькором: концентрация, визуализация, дыхание как проводник. Он начал с дыхательных упражнений. Медленный, глубокий вдох через нос, представляя, как тончайшие струйки прозрачной, серебристой субстанции (он не решался назвать это энергией) втягиваются со вдохом. Задержка. Медленный, контролируемый выдох через рот. Он повторял цикл снова и снова, час за часом, день за днём. Упорство было его единственным оружием.

Прошла неделя. Две. Изнурительная работа приносила микроскопические результаты. Иногда, в редкие мгновения полной концентрации, на пике глубокого вдоха, он улавливал нечто. Не тепло, не холод, а скорее... слабое давление, едва заметную пульсацию.

Миг – и ощущение пропадало, словно мираж. Это было ничтожно мало, даже не искра, а лишь намёк на возможность искры. Но для Кайдорова сознания, изголодавшегося по магии, это стало откровением. Значит, возможно!

«Не река, а капл и . Но и капля точит камень. Нужно терпение. Года терпения.»

Он усложнил практики. Он медитировал не только сидя, но и лёжа перед сном, и во время неспешных прогулок по квартире, и стоя у окна, наблюдая за суетой улицы внизу, пытаясь отрешиться от неё.

Накопление шло чудовищно медленно. Если в его родном мире даже новичок после месяца базовых упражнений мог вызвать тёплую искру в ладони или слегка подтолкнуть лёгкий предмет силой воли, то здесь, спустя месяц ежедневных, изнурительных практик, он мог лишь... усилить то самое слабое давление внутри. Сделать его чуть более устойчивым, чуть менее мимолётным. Это был не ресурс для заклинаний, а лишь смутное внутреннее ощущение, крошечный резервуар, наполняющийся со скоростью роста кристалла в пещере.

«Чтобы сдвинуть перо с места... потребуется год. Чтобы зажечь спичку силой мысли – десятилетие. А энергия звезды...»

Мысль о масштабе задачи вызывала ледяное отчаяние, которое он тут же гнал прочь. Отчаяние – роскошь, которую он не мог себе позволить. Единственный путь – вперёд, шаг за шагом, капля за каплей.

Он начал экспериментировать с визуализацией, пытаясь сконцентрировать это скудное внутреннее «нечто» в ладони. Представлял шарик света, крошечный, тусклый. Минуты концентрации выжимали все соки, вызывали головную боль, но шарик оставался плодом воображения, не проявляясь в реальности даже намёком на тепло или свечение.

Это было обескураживающе.

Тело Алексея было не просто слабым в магическом плане; оно, казалось, было заблокировано, запечатано самой природой этого мира. Магия здесь была не просто редка – она была противоестественна, чужда законам физики, по которым существовала реальность.

«Не пустыня. Тюрьма. И я заперт в самой глухой её камере.»

Единственным утешением, кроме самого факта существования, оставались книги. Он перечитал все учебники Алексея, потом принялся за энциклопедии, словари, даже старые журналы научно-популярного толка, найденные на антресолях. Физика, химия, биология, астрономия, история технологий – всё шло в ход. Эти знания не давали силы, но они давали понимание. Понимание устройства клетки было иным, чем постижение жизненной силы растения, но не менее глубоким. Формула E=mc² не вызывала огня, но открывала бездну иного могущества – мощи материи. Его исследовательский ум, лишённый магического инструментария, находил пищу в строгой логике науки. Это была холодная, жестокая красота, но красота тем не менее.

Глава 9: Гармоничные Противоположности

Возвращение в школу стало для Алексея погружением в новый, странно упорядоченный ритм. После месяцев, проведённых в тишине больничной палаты и домашних стен, за чтением энциклопедий и мучительными попытками медитации в магически бедном мире, школьная суета обрушилась на него какофонией звонков, скрипом мела, гулким топотом по лестницам и нескончаемым потоком разговоров.

Это был хаос, но хаос структурированный, подчинённый расписанию и правилам. И для Кайдорова сознания, томившегося в тесных рамках выздоравливающего тела и чуждого быта, школа оказалась не просто обязанностью, а настоящим спасением — глотком свежей, хоть и мутной, воды в иссушающей пустыне обыденности. Здесь, за партой, он мог легально погружаться в новые знания, удовлетворять ненасытное любопытство Алексея Петрова, подпитываемое вековой жаждой познания Архимага.

Учёба, к удивлению учителей и даже самого себя в роли Алексея, давалась ему с невероятной лёгкостью.