Когда-то я была злодейкой - Лора Лей Страница 11

— Так значит, даже из того, что успел найти Боулз и озвучить — Нокс, следует, что мои дочери могли стать и не монахинями вовсе, а… а… проститутками?! И ради этого я платил столько денег, восемь лет не виделся с ними, чтобы какая-то...гадина… — мистер Мортен не мог продолжать.

Он рванул воротник форменного кителя, затрещала ткань, пуговицы полетели в разные стороны, а мужчина заревел раненым зверем:

— Темпера-а-анс! Лиззи, приведи сюда свою ма… мою жену! Сию минуту!!!

Лиззи пожала плечами и отправилась выполнять приказ советника. Началось в колхозе утро!!!

* * *

Этот день в доме Мортенов был наполнен криками и руганью хозяев, женскими слезами, шепотками слуг и недоумением соседей, видевших, как уважаемый советник губернатора с грозным видом покидал верхом пределы усадьбы в компании охранника, а прислуга с озабоченными лицами затворяла ворота, после чего торопливо скрылась в доме. Ах, это так… загадочно и …щекотливо!

Глава 9

Елизавете Хмыровой было не до чужих измышлений: она приводила в порядок сестер предшественницы, а теперь — своих, и собственные мысли.

Мачеху попаданка вытащила из будуара известием о желании супруга ее срочно видеть и, несмотря на негодование и сопротивление Темперанс, буквально притащила-пригнала ту пред очи советника.

Миссис Мортен, в утреннем платье (читай — пеньюаре), без прически и макияжа, попыталась было выразить возмущение произволом падчерицы, но вид мужа свел ее рвение на нет.

Пристав Нокс, получив какое-то указание советника, к моменту присоединения старшей госпожи к «высокому собранию», уже покинул кабинет и особняк, поэтому «разбор полетов» проводился в узком семейном кругу.

Хмырова-Лиззи наблюдала за тем, как Николас Мортен отчитывал супругу и объяснял той «политику партии» на обозримое будущее, не вмешивалась в диалог супругов, не высказалась ни по одному пункту повестки дня (хоть и хотелось — даже не сказать, а отвесить кое-кому более красноречивого «леща»).

И только в конце бурных дебатов, более похожих на избиение младенца, то есть, мачехи, девушка задала единственный вопрос — где ее жемчуга и сервизы?

Это стало последней каплей в океане ненависти мачехи.

Добропорядочная леди визжала как свинья, ругалась как портовый грузчик, вываливала на обалдевшего мужа тонны оскорблений, копившихся годами притворства, приспособленчества, воровства и измен… О, таких откровений сэр Мортен не предполагал, как стало модно говорить в сетях ИНОГО времени, от слова «совсем»!

А Елизавета смотрела, слушала и искренне жалела бедолагу Лиззи Мортен, которая жила в такой семье долгие годы без любви, ласки, даже простого внимания со стороны единственного близкого человека… И еще больше убеждалась в правильности принятого ранее решения покинуть этот дом и эту семью.

* * *

У всякого терпенья есть предел, был он и у Хмыровой.

— Так, мне надоело слушать всю ту грязь, что Вы, миссис Мортен, столь щедро льете на наши с отцом головы. Спрашиваю еще раз — где мои вещи? — громко и четко прервала поток оскорблений Лиззи.

— Я всё продала! Всё! А жемчуг я выбросила! Тебе ничего не достанется, мерзкая девчонка! Если не моим дочерям, то и никому! А ты, муженек, рогоносец и слепец, живи теперь сам, я не войду в твою спальню никогда! Ты мне противен! И всегда так было! Я вас, Мортенов, ненавижу!!! — верещала потерявшая всякое самообладание и «берега», мачеха: растрёпанная, красная от эмоций и телодвижений мадам в неглиже (руками махала, на стол опиралась, дико хохотала… Короче, жуть жуткая!).

Сэр Николас взирал на женщину, с которой прожил десять лет, и чувствовал разочарование, брезгливость, омерзение и страшную, просто неподъёмную, усталость.

— Лиззи, ступай в ЕЁ (без имени и титула) комнату, забери ВСЕ драгоценности и принеси сюда. Саймон! — негромко (сил не было у мужика) позвал советник.

— Да, мастер? — дворецкий, появившийся как черт из табакерки, вытянулся в струнку в дверях.

— Возьми конюха и заприте миссис Мортен на чердаке, там, где жила...Лиззи. Без моего распоряжения не кормить, никого к ней не пускать. ЕЁ дочерей заприте в ИХ комнатах. Действуй.

Темперанс, плюхнувшаяся после фееричной исповеди в кресло, сидела молчаливая и отрешенная: видимо, пошел откат. Лиззи последовала приказу отца: «сгоняла» в комнату мачехи и принесла оттуда приличных размером шкатулку с украшениями, выдержав битву за них с Гвинет (не Пэлтроу, к счастью).

Увидев знакомый предмет, мачеха подала признаки вменяемости: подскочила из кресла и хотела отнять «свою прелесть» у падчерицы, но была отправлена назад мощной оплеухой мужа.

— Ты более не посмеешь даже РОТ открыть в МОЕМ доме! — рявкнул хозяин. — Саймон! Забирай эту женщину! Я должен отъехать по делам, все остальное — по возвращении. Лиззи, проследи за всем. И забери шкатулку, это для вас … троих.

И советник, распрямив плечи и задрав подбородок, твердой поступью покинул кабинет, а Лиззи, обняв шкатулку, пошла заниматься делами дома.

* * *

До вечера возмущенные происходящим Эмма и Кэтрин рыдали, бились в двери, проклинали всех и вся, требовали объяснений, но крепкие замки держали сестер в пределах их комнат.

А уставшая от впечатлений Елизавета вместе с толстушкой Флоренс отмывала близняшек, несколько раз меняя воду и глотая слезы (отголоски ушедшей души постарались или прошлая Лизка просыпаться стала?).

Глава 10

Младшие мисс Мортен, приведенные служанкой Молли в комнату Лиззи, просидели там тихо и смирно до тех пор, пока старшая мисс Мортен не освободилась. Они даже не поели, хотя приготовленный обрадованной Фло завтрак горничная принесла и оставила на столе.

Вернувшейся попаданке пришлось уговаривать их съесть по кусочку булочки и выпить чай, пропустив молитву. Этот момент Хмырова отметила про себя, решив заняться пропагандой разумного атеизма позже, а пока дать сестрам возможность смыть с себя поскорее хотя бы последние воспоминания о пансионе.

Оказалось, что у господ есть ванная комната как отдельное помещение, с чугунной емкостью, бойлером, небольшим предбанником и туалетом. Наличие канализации порадовало, как и допустимое уединение. Видимо, пользовались и удобствами в комнатах (был там закуток), но, судя по оборудованию, скорее, в экстренных случаях, а так, по графику, мылись здесь.

Елизавета суетилась, отдавала себе в этом отчет, но остановиться не могла: непривычная ситуация нервировала, женщина боялась ошибиться, навредить словом случайным или жестом. Ей нужно было наладить с близнецами доверительные отношения, сблизиться с ними, раз уж условия попаданства включали и их. Да и втроем обживаться в незнакомом мире проще, чем одной.

«Для них ведь этот мир такой же незнакомый, как и для меня… Мое преимущество