Эхо 13 Род Которого Нет. Том 1 - Арий Родович Страница 10

Это было не сознательное решение. Это было отвращение. Прикосновение к этой коже вызвало рефлекторный импульс, почти рвоту. И одновременно — активность.

Я изменил струны. Не понимаю как. Не понимаю до конца, что. Но ткань под моей рукой начала меняться. Кожа — серая, чужая — отступала. Рассыпалась.

Девушка вскрикнула. Я закрыл ей рот рукой — не из злости, а чтобы не всполошить охрану. И продолжал держать. Я видел, как меняется ткань. Как человеческое вытесняет чужое. Процесс был ужасен. Кожа рвалась, нарастала, сменялась на глазах. Под ней — мясо. Живое, тёплое. Меня шатало. Тошнило. Но я не мог отпустить. Я не хотел — не сейчас.

Очнулся я чуть раньше, чем ожидал. Солнце почти не сдвинулось — я зафиксировал его положение ещё до обморока. Значит, прошло не больше минуты, может, три.

Мы оба лежали на полу. Девушка рядом. Я поднял взгляд — её рука. Та самая. Уже не изуродована. Кожа — человеческая. Да, немного розоватая, будто после глубокой царапины, с тонкой коркой сукровицы. Но это была человеческая кожа. Обе её руки теперь были… нормальными.

Осталось лицо. И, возможно, что-то ещё. Я чувствовал: в ней всё ещё пульсируют струны Эхо. Их надо будет исправить. Но после этого... желания касаться их снова не возникало.

Я понял: я истощён. Потратил слишком много. Чего именно — не знаю. Наверное, кто-то назвал бы это маной. Или, если бы я был японским или китайским мудрецом, — жизненной силой, ци, ки или чем-то в этом духе. Но всё это не подходило. Это нечто другое. Глубже. Это был внутренний ресурс, для которого даже нет правильного слова. И тут в голове всплыло слово — Эхо.

Да. Эхо. Оно звучит слишком обширно, слишком вместительно. Но в то же время — точно. Наверное, это и есть оно.

И тут в голове всплыло слово — Эхо.

Когда я подумал о нём, я почувствовал внутри нечто — ядро, шар, вселенную. Я не знаю, как это правильно назвать. Это была моя душа, но не в привычном смысле. И я понял: у каждого оно своё. Уникальное.

Я посмотрел на девушку — у неё тоже было нечто похожее. Сгусток энергии, меняющийся, переливающийся. Он не имел одной формы: то шар, то круг, то пентаграмма. То, что внутри неё, постоянно менялось. Я попытался всмотреться — да, это шар. У него есть орбиты, как у планеты. Они вращаются. Они формируют узоры: треугольники, квадраты, многогранники. Но в одном месте что-то было не так. Один из узоров — что-то вроде звезды, составленной из квадрата и треугольника — был повреждён. Как будто его порвали. От него тянулись обрывки, неровные края, и они медленно пытались срастись. Нарушенный элемент искал сама себя. Пентаграмма срасталась сама по частям, как будто схема чинит себя.

Боюсь, в этом мне придётся разбираться куда дольше, чем я думал. Но чем больше я смотрел, тем отчётливее оно становилось. Ощущение, что Эхо подстраивается под меня, адаптируется, чтобы я мог его понять. Сначала это была просто клякса. Сейчас — вселенная.

Когда я начинал думать о нейкак о формуле, структура действительно начинала обретать форму. Шар оставался. Цвет — у девушки он был синим. А треугольники, квадраты, круги — превращались в знаки. Не математические. Что-то другое. Но если я всматривался достаточно долго — я начинал понимать, за что каждый отвечает. Например, вот этот — отвечает за её руку. А этот — за ногу.

Эхо несёт в себе информацию о человеке. Возможно, поэтому я интуитивно понимал, как работают мои органы. Откуда знал частоту пульса. Кстати, сейчас — около шестидесяти пяти. Похоже, начал нервничать.

Я заметил — её взгляд изменился. В нём появилась новая грань. Лёгкая надменность, которой раньше не было. Это удивило. Я не успел обдумать, откуда она взялась, потому что она тут же спросила:

— Ты что, блядь, сделал?

В её голосе больше не было прежнего уважения. Вместо него — смесь шока, недоверия, злости и чего-то, похожего на благодарность, сдержанную и неуверенную. Она смотрела не на меня — на свою руку. На ту самую, теперь уже человеческую. Взгляд дрогнул — в нём мелькнули и разочарование, и гнев. Неистовый коктейль чувств, который она, кажется, с трудом сдерживала.

— Ты знаешь, сколько стоило сделать эту руку такой прочной? — процедила она, не отрывая взгляда. — Как трудно было достать кожу горного клыкара? Как она вживлялась в меня... больно, до крика. До обморока. Я орала так, что сорвала голос. А теперь — ты всё это просто... стёр? — Она почти скрипнула, как будто собиралась заплакать. По лицу было трудно понять — слёз не было. Но голос дрожал. И пока она смотрела на свою руку, я продолжал наблюдать её Эхо — и видел, как знак, отвечающий за левую руку, наконец-то срастался. Становился цельным. Нормальным.

И всё же я заметил — в её взгляде мелькнуло нечто резкое. Почти как намерение. Как будто она хотела броситься на меня. Но не сделала этого. Что-то её удержало. Может, страх. Может, остатки разума. Или… интерес.

— Извини, — выдавил я, не узнав собственного голоса. Это прозвучало глупо, нелепо, но в тот момент — это было всё, что я смог.

Слишком много всего навалилось сразу. Даже мой мозг не справлялся переваривать всё это сразу. Слишком много информации. Слишком много новых данных. Слишком много того, чего я раньше не знал, и всё это пыталось встроиться в мои знания и расширить их одновременно. Это было странно — осознавать, что Эхо вроде бы как душа, но одновременно как мана, и ещё нечто большее. Связанное с магией, с формулами… которые я, кажется, знал и не знал одновременно. А рядом эта дура — плачет. То ли улыбается, то ли злится. Очень странная. И это раздражает. Я пытаюсь разложить в голове новую систему, разобраться в том, что такое Эхо, а она скачет по эмоциям, как будто не знает, кем хочет быть. И вдруг я понял: я слышу не только её голос — я ощущаю её эмоции. Какого чёрта? Это уже лишнее. Я всегда считал себя человеком с безупречной памятью и холодным, аналитическим умом, но столько новых сигналов за раз — даже для меня перебор. Всё это давило, лезло внутрь, пыталось встроиться в логическую модель. И тут начало темнеть в глазах. Я начал вырубаться.

Похоже, первое пробуждение