Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов Страница 6

Они долго танцевали молча, словно бы музыка говорила за каждого из них; так бывает, когда оба хотят сказать одно и то же, но самолюбие или стеснение не позволяют начать разговор. Когда музыка смолкла, они остановились, растерянно глядя друг на друга. Молчание стало вдруг душным и вязким, секунды застревали в нем. Капитан сказал неожиданно хрипло:

- А бал ничего, удался... верно? Никто не скучает.

Зоя, словно не слыша, смотрела на него и ждала, пока он заговорит по-настоящему. Она давно уже решила, что ничего не нужно, потому что ничего не будет - просто ни к чему; но услышать слова ей хотелось, было просто необходимо.

- Зоя...

Она безмятежно улыбнулась; это стоило ей немалого усилия. Потом спохватилась, что они стоят, и люди смотрят на них.

- Пойдем...

Он понял ее и повел, взяв за локоть. Они подошли к стене там, где блестящая поверхность ее переходила в матовую. Капитан, не глядя, нажал пластинку, и матовая поверхность растаяла. Они вышли на прогулочную палубу, опоясывавшую жилой корпус корабля, и медленно пошли по ней. Палуба была прозрачна, и они ступали по звездам, звезды сияли впереди, и справа, и сверху, лишь слева была стена. Они молчали, пока светлый прямоугольник входа не скрылся за изгибом борта.

- Зоя, послушай...

Она хотела сказать что-то безразличное, даже, быть может, ироническое, но побоялась, что голос изменит ей. Устюг говорил волнуясь, захлебываясь - так говорят, наверное, раз в жизни. Зоя слушала и мысленно просила:

"Еще! Еще!"

- ...Потом понял, что и ты сама...

Говорить "нет" она не станет: ложь была бы слишком явной. Но что все это значит? Она же хотела совершенно иного, она давно уже пришла к выводу, что лучше всего держать обожателей на расстоянии: слишком больно бывает потом.

- ...Все стеснялся, боялся что ли. Мы могли быть вместе все эти дни, а теперь - последний вечер...

Да, если бы ты в самый первый вечер был настойчивее и находчивее... Такие вещи или происходят сразу, пока нет времени на размышления, или же затягиваются надолго. Впрочем, нет - я сразу же отодвинула бы тебя подальше. Не люблю банальностей.

- Не люблю банальностей, - повторила она вслух,

- Не понял, - растерянно сказал он.

- На борту корабля пассажирка падает в объятия отважного капитана - от любви к острым ощущениям и скуки. Но острых ощущений у меня с избытком хватало в лаборатории и госпиталях, - она на миг вновь почувствовала себя прежней, недаром коллеги говорили, что она эмоционально стерильна; много они знали, коллеги!.. Но миг этот был короток, и Зоя, неожиданно для себя, тихо сказала: - Я рада, что началось не так.

- Кончается, не начавшись, - мрачно поправил он.

- Зато теперь я знаю, что это для тебя не прихоть... и для меня тоже.

Такая логика всегда была ему непонятна.

- Почему же ты...

А в самом деле - почему?

- Потому, что в этом возрасте уже поздно действовать методом проб и ошибок - так это называется в кибернетике, кажется?

Он вздохнул, понимая, что упустил что-то: непосредственность, бездумное влечение первого вечера, готовность подчиниться неожиданному...

- Зоя, день еще не кончен...

Она снова безмятежно улыбнулась, успев прийти в себя. Хорошо, ее никто не принуждал, она сама решила и сделает все, как хочет. Никто и никогда не будет решать за нее. Она не уступает, наоборот - выбирает.

- Нет, завтра. На Земле.

Она сказала это с такой определенностью, что он, наконец, поверил и остановился, прижимая к себе ее локоть и глядя на звезды. Рисунок их был необычен, но капитана сейчас не интересовали те, далекие, звезды.

Он обнял ее за плечи и закрыл глаза. И, конечно, сзади кто-то затопал. Луговой. "Собака, - подумал капитан. - Ангел-хранитель!"

- Земля на связи, капитан,

Устюг вгляделся. Штурман был спокоен, как памятник Космонавту, но Устюг достаточно хорошо знал его.

- Ну, и как настроение?

В присутствии пассажира - даже Зои - нельзя было спросить прямо: что стряслось? Штурман все равно не стал бы отвечать.

Луговой понял, что оказался тут не вовремя, хотя и поступил, как положено. Но, может, особой беды и ,не было в том, что они, как оказалось, подошли к Системе не с той стороны, с какой ожидали, в конце концов, при выходе из со пространства неопределенность всегда достаточно высока, и они не превысили допустимой ошибки. Так или иначе Земля на связи, а это - главное.

- Настроение высшего класса, капитан.

- Сейчас буду.

Он взглянул на Зою, извиняясь, и она в знак прощения опустила ресницы. Устюг довел ее до входа в салон, взглянул в глаза и улыбнулся.

- Вот Земля и в виду.

- Да. - Она тоже улыбнулась. - Слово сказано.

- Мы еще встретимся до высадки, - пообещал Устюг. - И ты скажешь, где тебя найти - там, внизу.

- Искать тебе не придется.

Они были на середине салона, когда Карачаров, покосившись на них, пробормотал:

- По-моему, крайне неуместная демонстрация.

Он стоял подле кресла, в котором сидел старик Петров, сидел с таким видом, словно уже давно пустил в кресло корни. Он и в самом деле весь рейс просидел тут - так, во всяком случае, казалось остальным, - он любил слушать, а если находился собеседник, то и поговорить.

- Демонстрация? - переспросил Петров. - Просто такова жизнь.

- Что вы знаете о жизни? - сердито спросил физик. Зоя осталась одна, и он мог бы подойти к ней, но взглянул ей в лицо и понял, что не стоит. - Судя по вашей склонности к прописным истинам, вы - отставной учитель. Что знают о жизни отставные учителя?

Громко ступая, он вышел на прогулочную палубу, прижался лбом к прозрачному борту и с минуту глядел на звезды, не узнавая рисунка созвездий.

Он вернулся в салон в тот самый миг, когда из скрытых в переборках фонаторов раздался голос штурмана:

- Капитан и экипаж благодарят пассажиров за чудесный вечер. Просим в течение следующего часа занять места в коконах, чтобы не задерживать