Мария Симонова - Знак Избранника Страница 52

Нечего сказать, ему было чем гордиться: не каждый знатный вельможа, даже из числа приближенных к особе принца, удостаивался его личного присутствия на бракосочетании своих отпрысков. По правде говоря, Таникч и помыслить не мог, что события заведут его в подобную каверзную ловушку. Но не в его правилах было отказываться от поединка, пусть даже и навязанного ему роковым капризом обстоятельств. До сих пор удача была на его стороне, если не принимать во внимание тот факт, что противник не удосужился пока нанести ответного удара. А поскольку Горячий не имел привычки затягивать с контрударами, Таникч начал подозревать, что герцогу просто-напросто, что называется, нечем крыть, и если это так, то ему остается только отдать хозяевам незаслуженную честь, догуляв у них на свадьбе, после чего признать, наконец, свое полное поражение и отбыть обратно в столицу.

Скептически улыбнувшись столь приятной, но увы, что греха таить, безнадежно абсурдной мысли, граф в очередной раз обвел придирчивым взглядом зал и пирующих. На первый взгляд беззаботное веселье в большом зале на самом деле сильно отличалось от обычных здешних праздников и застолий. Действительно, обитателям замка трудно было от души веселиться, поднеся предварительно своему государю такую пилюлю. Каменное выражение лица Горячего и его молчание на пиру настораживало и вселяло в родственников невесты значительно большую тревогу, чем вызвало бы обычное для герцога открытое проявление гнева. Учитывая, что замок был практически оккупирован герцогской гвардией, Таникчи сейчас с большой натяжкой могли считать себя хозяевами в собственном доме и вынуждены были деланным весельем прикрывать большое внутреннее напряжение и нервную настороженность.

Сэр Маски так же что-то не производил впечатления человека, пребывающего в эйфории, как подобало бы счастливому жениху. С самого начала пира он был занят решением довольно странной для молодожена задачи: как бы незаметно исчезнуть из замка, прихватив с собой молодую супругу. Пока это представлялось возможным осуществить, только дождавшись законного брачного уединения, на которое, впрочем, судя по настроению герцога, не приходилось рассчитывать. Похоже что жениху, как и хозяевам, оставалось одно — ждать, какие меры пресечения применит к ним Горячий, чтобы затем, в прояснившейся обстановке, заняться ликвидацией последствий этих мер.

В самый разгар праздника, когда некоторые из присутствующих пустились в пляс, порасхватав всю женскую наличность, за исключением невесты и самой хозяйки замка, к герцогу подошел только что появившийся в зале гвардеец и, наклонившись к уху Горячего, о чем-то тихо доложил. Ни Лис ни Таникч, сидящие рядом с Логанном, не смогли, как ни старались, расслышать ни слова этого донесения из-за громкой музыки и прочего шума. Логанн же, выслушав его, поднялся и, знаком приказав Таникчу, что ему следует оставаться на месте, а праздник должен идти своим чередом, покинул пиршественный зал вслед за солдатом.

Все присутствующие обратили внимание на его уход, а Таникч послал вслед за Горячим слугу для выяснения, что за причина могла потребовать личного присутствия герцога.

Левому некогда было ломать голову над данной загадкой: случай предоставлял ему неожиданную возможность ретироваться вместе с невестой в направлении брачного ложа, не докладывая об этом сюзерену. Ни минуты не медля, он поднялся и подал руку Лис. Выведя ее из-за стола, он намеревался сразу прошествовать к дверям, и Таникчи вряд ли стали бы ему в этом препятствовать, но несколько солдат герцога, отплясывавших со служанками, бросили это веселое занятие и загородили выход. Вряд ли Горячий успел отдать им какие-то распоряжения на сей счет, и молодые очень скоро поняли, что дело не в этом. А в том, что по обычаю, о котором озабоченные совершенно не праздничными проблемами новобрачные вспомнили только после намека одного из солдат, жених и невеста должны были порадовать гостей и родственников, станцевав Самлею — брачный танец. Только после этого молодожены имели право удалиться, а все прочие оставались праздновать их соединение до утра.

Опять удача улыбнулась им только наполовину.

Ричарду, в отличии от Лис, никогда не приходилось даже пробовать станцевать этот танец, но все фигуры Самлеи хранились в глубине его сознания, и ему теперь ничего другого не оставалось, как попытаться воспроизвести на практике данные теоретические наметки. Впрочем неловкость в исполнении Самлеи была простительна мужчине, так как танцевать ее, как правило, ему приходилось лишь раз в жизни.

Молодым дали место, музыканты прервали развеселую плясовую и заиграли мучительно-переливчатую, неторопливую мелодию Самлеи.

Ричард повел Лис, следуя за музыкой и повинуясь скорее инстинктивной памяти, которая позволяла, не слишком-то придерживаясь канонов, сохранять гармоничность танца и его структуру. Лис, знавшая наизусть каждую фигуру, невольно, как хорошая партнерша, подчинилась импровизации. Постепенно отдаваясь плавному ритму, они словно забыли об окружающих, как и о нависшей над собственными головами неминуемой опасности. Между тем подогретые винными парами глаза зрителей, не имеющие, к тому же, ни свойств ни причин исчезать в самый ответственный момент праздника, загорались, следуя за молодой парой. Даже такое немаловажное обстоятельство, как возвращение герцога, и не одного, а в компании с Лошем, осталось незамеченным почти никем из присутствующих.

Слуга, посланный графом, так и не вернулся в зал — вероятно, он обнаружил себя перед противником и был где-то заперт последним, как незадолго перед тем, вследствие бурных протестов против бракосочетания своего рыцаря, был заперт братьями новобрачной младший Лош. Вызволенный гвардейцами, привлеченными его криками и стуком, Лош не замедлил рассказать им о цели и причинах своей миссии при сэре Маски. Об истинном имени рыцаря и путешествии с ним в скрытые земли Лош не обмолвился ни словом, связанный данной Ричарду клятвой, да и к тому же не видя в этом большой необходимости.

Теперь он стоял рядом с герцогом, которому только что повторил свой нехитрый рассказ, ответив на несколько попутных вопросов, и с угрюмой мальчишеской ревностью наблюдал, как его кумир танцует со своей теперь уже законной женой.

Герцог прислонился к косяку и, сложив на груди руки, с окаменевшими скулами ждал окончания танца. Горячий хотел, чтобы спектакль был сыгран до конца, и занавес упал не раньше и не позже назначенного режиссером срока.

Жених на последних тактах угасающей мелодии неожиданно поцеловал невесту, абсолютно не считаясь с отсутствием в структуре танца подобной фигуры. Зрители громогласно выразили свой восторг от такого удачного добавления.