Разноцветные ночи - Игорь Вереснев Страница 48

— А мне что делать?

— Что угодно. Молись, плачь, пой гимны, вспоминай лучшие моменты жизни. У тебя — десять минут. Уже девять. Даже меньше.

Она отвернулась, вынула из пенала в подлокотнике нейрошунт, убрала волосы с затылка, обнажив чёрное отверстие порта. Примерилась, точным движением вогнала гибкое жало в разъём. Металлически щёлкнули зажимы.

Я отошёл к переборке. Покосился на алые цифры таймера обратного отсчёта. «8:32». Молиться? Плакать? Петь гимны? Глупости какие. Мегера права, жизнь ничего не стоит, когда в ней больше нечего терять.

Я опустился на пол, погладил плиту переборки, прислонился к ней. Стальная толща гасила звуки, но я знал — окки уже в тоннели. Вряд ли у десантников достаточно взрывчатки, чтобы пробиться сквозь эту преграду. Однако рядом — аэродром, военные склады. Доставить всё необходимое, для взлома переборки — дело пятнадцати минут. А то и десяти. Но в любом случае, для нас всё закончится раньше. Лишь бы Мегера успела. «7:49».

Вспомнить лучший миг жизни — вот это дельное предложение. Мне и вспоминать не надо. Только закрыть глаза, увидеть ещё раз. Моих милых.

Прошлое лето. Берег тёплого южного моря, пустынный в ранний утренний час. Чистый, белый, как снег, песок. И мы, все четверо, бежим наперегонки к накатывающим на берег волнам. Только что приехавшие, уставшие после долгой дороги и счастливые. Живые…

…Когда я примчался к нашему дому, — к тому, что осталось от дома после прямого попадания трёхсотмиллиметрового реактивного снаряда, — жена и младший уже лежали в стороне, прикрытые грязными, пропитанными кровью тряпками. А дочь никак не могли вытащить, её придавило плитой перекрытия. Её раздавило плитой перекрытия! — мою маленькую фею. Ничего, счёт будет оплачен. С лихвой. От «Меркурия» не спастись. Заплатят и те, кто стрелял, и те, кто отдавал приказы, и те, кто послал их убивать. Кто радовался чужим смертям, кто молчаливо соглашался, кто…

Таймер пикнул, предупреждая. «5:00». Не стоит зря тратить последние минуты. Я снова зажмурился. Синее море, белый песок, маленькие фигурки, спешащие навстречу волне… Волна всё ближе, всё больше. Фигурки останавливаются, начинают пятиться. Поворачиваются, бегут прочь.

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение. Чушь, такого в моей памяти нет. Моим детям не грозят цунами и землетрясения — их уже убили! А остальные…

Крошечные фигурки убегали от гигантской волны и не могли убежать. Мальчик лет пяти и девочка немного постарше. Почти как мои. Только светловолосые. Я не просил выставлять мой счёт всему миру!

Я открыл глаза.

— А дети? Что будет с детьми, ты подумала?

Мегера не оглянулась, не ответила. Может, и не услышала? «3:12» — показал таймер.

Я встал, шагнул к пульту.

— А дети?! — повторил я свой вопрос громче.

Мегера дёрнула плечом, словно отгоняла назойливую муху. Она была слишком занята, чтобы отвечать. Она будила ангелов мести. Уже разбудила, и теперь нащупывала частоту резонанса, затягивала до предела пружину. Всё ярче разгорались светляки пульта, всё басовитее гудела чешуя стен.

Таймер вновь пикнул. «2:00». Две минуты на жизнь. Две минуты до конца существования адской машины. Лучший программатор армии справится со своей работой быстрее. Её уже никто и ничто не остановит. Сколько надо времени, чтобы уничтожить полмира? Минута? Десять секунд? Или одна-единственная?!

И тогда я совершил дурной поступок. Никогда прежде так не делал — если решаешь кого-то убить, имей мужество взглянуть ему в глаза. Но смотреть в глаза Мегеры я не мог. Я бы утонул в них, захлебнулся. Я выстрелил ей в затылок. Как раз туда, где холодный мёртвый металл срастался с живым человеческим телом. Другого способа остановить Апокалипсис я не знал.

Посреди Треугольника стоит обелиск. На нём нет ни надписей, ни дат, и венки к нему никогда не возлагают. Те немногие, кто видел его, называют «Памятником Неизвестному солдату» или «Памятником последнему погибшему солдату». И только я знаю, кому он.

Это памятник мне.

Остров Снегирей

Дознаватель потянулся к лампе, повернул её так, чтобы свет бил мне в лицо. Я скривился, отворачиваясь.

— Это зачем? Инквизиторские методы практикуете?

— Ещё скажите — фашистские! Всего лишь хочу видеть стыд в ваших глазах, когда врёте. — Он подался ко мне, отклонил лампу в сторону: — Послушайте, Эскин, вы же наш! Ладно, инопланетники, что прилетели с вами! Но вы-то родились и выросли здесь, я вижу на ваших щеках и шее родонитовую метку. Как же вы можете?

Больше всего мне хотелось врезать кулаком по столешнице и гаркнуть: «Как я могу — что?! Спасать детей?!» Так бы и сделал, если бы это прекратило балаган, что продолжается уже вторые сутки, с той самой минуты, когда нашу машину остановили на выезде из космопорта люди в камуфляже с закрытыми масками лицами. Когда некто, назвавшийся «полковником госбезопасности Демократической Родонитовой Республики» объявил об аресте всех участников миссии по подозрению в терроризме. Когда нам надели наручники, затолкали в бронеавтомобиль и привезли сюда, в подвалы местной МГБ, заперли в одиночные камеры. Условия содержания были сносными, но неизвестность иногда хуже пыток. Нет, крик не поможет. Потому я сдержался, спросил тихо:

— Вы понимаете, чем чреват арест миссии? Синдром Лессера-Бжицкого приводит к летальному исходу в ста случаях из ста, смею вам напомнить. Вакцинация в возрасте до одного года — единственная возможность выжить для детей, родившихся на острове. Ваше руководство в самом деле хочет, чтобы Красный Крест свернул гуманитарную программу? Не знаю, кто и какую игру затеял, но пахнет это… Вы упомянули фашизм? Как раз им и пахнет.

Дознаватель снова откинулся на спинку стула. Процедил сквозь зубы:

— Разумеется, мы тут все боевики, преступники, фашисты… Привезти под видом вакцины вирус, способный убить всех жителей острова — вот настоящий фашизм!

Я не сдержался-таки:

— Прекратите нести бред! Возникли сомнения — проверяйте, вакцина в вашем распоряжении. Понимаю, с биохимиками и микробиологами в «дрр» туго. Так обратитесь к независимым экспертам…

— Уже, — осадил он меня. — Вся партия изъята и передана компетентным специалистам. Ваше имущество тоже.

— Имперцы, — догадался я. — И каков же результат экспертизы?

— Вы сами знаете, какой. Иначе я не задавал бы вам вопросы! Где вы спрятали вирус? И прекратите всё отрицать, информация стопроцентно достоверна!

Я пожал плечами. Спорить, доказывать больше не хотелось. Пускай уж ведут обратно