Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич Страница 45

доброжелательным, на мгновение он обо всем забывал. – Это ципрея… – Он показывал волнистую розовую раковину, похожую на полуоткрытые женские губы. – Хороша?.. А эта? – Он осторожно поднимал длинную узкую раковину, похожую на спиралью завитый гвоздь… – Редкая штучка. Это силичжария кюминчжи. Или вот. – Он восхищенно поднимал над собой красноватую раковину, похожую на половинку растрепанной хризантемы. – Спондилюс красивый! Я ни слова не придумал. Именно так она и называется!

Он ставил раковину в шкаф и возвращался.

– Видишь, как они разнообразны? Та же ципрея может быть грушевидной, пятнистой, тигровой, она умеет изумлять, Хвощинский. Но разве изумляет она осознанно?

– Где ты берешь их?

Вопрос Юреневу не понравился. Он даже моргнул, но отвечать не стал. Гнул свое:

– Природа не может действовать осознанно. Может быть, целеустремленно, но никак не осознанно.

– А разве цель не следует осознать?

– Ты осознанно тянулся к материнской груди?

Юренев не желал принимать меня всерьез.

Он явно нуждался во мне, но принимать всерьез не хотел, а я устал от его антиномий.

Ия почувствовала разлад.

Разливая кофе, она положила руку мне на плечо. Она пришла к Юреневу в вязаном платье, которое мне так нравилось, но я не был уверен, что она сделала это ради меня.

– Ты не очень подробно рассказывал мне про НУС.

Юренев выпятил губы:

– А я не собирался рассказывать. Зачем тебе это? Твое дело творить мифы. Это можно делать, не влезая в суть проблем.

Шутка Юреневу понравилась, он даже подобрел на мгновение:

– НУС – создание нашего ума, наших рук, но, право, я не смог бы объяснить тебе и двадцатой доли того, что о ней знаю. НУС охватывает определенный район, его мир для нее детерминирован способами, о которых я сейчас говорить не могу. Зная сегодняшние состояния этого мира, мы вполне можем предсказывать будущее. Короче, Козмин приручил лапласовского демона – это был, скажем так, классический период нашей работы. Я понятно объясняю? – Он фыркнул. – А сейчас мы вошли в период, скажем так, квантовый, на нас начинает работать демон Максвелла. Мало знать о катастрофе, которая может нас ждать, следует научиться на нее воздействовать. Предвидеть и воздействовать, есть разница, правда?

– Прикуривать прямо из воздуха… – пробормотал я.

Юренев снисходительно кивнул:

– У меня получилось.

– А мораль? – спросил я. – Это же насилие. Почему кто-то должен терять пальцы только потому, что у тебя не оказалось под рукой спичек?

Ия внимательно следила за нами.

Ее синие глаза оставались бесстрастными.

Почему?

Она целиком разделяла взгляды Юренева или просто не хотела ему возражать?

«Нам надо быть сильными», – вспомнил я.

– Мораль? – Юренев задумался. – Мораль определяется целью. Так было всегда.

– Мне не нравится это утверждение.

– Тебе всегда что-то не нравилось. – Юренев расправил плечи. «Оля была здесь». – Наверное, Козмин потому и включил тебя в систему. Для равновесия. – Он ухмыльнулся. – У тебя плечо оттоптано.

– Плечо не душа.

– Мы тоже не бомбу испытываем.

– Хиросима может быть тихой.

– Да? – Юренев изумленно моргнул. – Хорошо сказано. Но надеюсь, новый эксперимент нам поможет, мы вернем Козмина.

– И ты уже знаешь, как это сделать? – не поверил я.

– Посмотрим…

Юренев задумался.

– Одно ясно, Козмин чего-то недоучел. А может, наоборот, представлял всю опасность такой работы, потому и ввел некие запреты. Я их сниму. Я уже объяснял тебе: НУС – достаточно замкнутый мир. В такой системе все состояния могут бесчисленное количество раз возвращаться к исходным. Вот я и проделаю это.

Он неожиданно усмехнулся.

– В сущности, все снова сводится к старой проблеме чуда. Вот комната, – обвел он рукой. – Будем считать, что она достаточно изолирована от мира, существует сама по себе. В такой системе рано или поздно тяжелый письменный стол может сам по себе подняться к потолку, зависнуть под потолком на неопределенное время. Без всяких видимых причин, понимаешь? – Он прямо гипнотизировал меня блестящими от напряжения глазами. – Или, скажем, распустится бамбуковая лыжная палка, даст корни, листья. Разумеется, речь идет о вероятности исключительно малой, но такая вероятность, заметь, существует, она не равна нулю. Почему бы нам не повысить процент? А?

Я перехватил взгляд Ии, она смотрела на Юренева с тревогой, она явно боялась за него.

Я сказал:

– Метеоролог строит расчеты на известных ему состояниях атмосферы, кстати довольно неустойчивых. Он никогда не принимает во внимание все условия, это попросту невозможно, а потому мы никогда не имеем абсолютно точных прогнозов. Как бы ни была изолирована твоя система, выходы на мир у нее есть. Я не знаю, чего в конце концов вы добиваетесь от НУС. Может, она действительно даст вам все, сделает вас всесильными, может, она даже и на этом не остановится, хотя, убей бог, не могу представить, во что все это выльется. Но ведь может случиться и так, что вы упретесь в какое-то уже непреодолимое ограничение. Ты можешь сказать, что вы в него уже не уперлись?

Юренев быстро спросил:

– Ты боишься?

Я пожал плечами. Если я боялся, то за Козмина. Впрочем, и за себя тоже.

– Твоя нерешительность понятна, хотя и беспочвенна, – мягко вмешалась Ия.

– Почему?

– Хотя бы потому, что ты уже работаешь на НУС. – Она улыбнулась. – За эти три дня ты столкнулся со множеством вещей, которые ужаснули бы обыкновенного человека. Но ты ничуть не ужаснулся, ты даже не собираешься уезжать. А вчера ты потребовал у Валечки старую книгу. Я видела ее. По-моему, скука смертная. Но книга тебе потребовалась не просто так. Ведь не просто так? – Она смотрела на меня внимательно, она насквозь видела меня. – Это связано с Козминым? У тебя есть какой-то свой план? Расскажи нам.

Глава XIV. (Продолжение)

........ну да, чукча.

Но почему чукча? Законы крови определенны, а любая информация оставляет свой след в мире. Зачем браться за эксперименты, результаты которых могут привести бог знает к чему, – покосился я на Юренева. – Надо поднять старые документы. Если Андрей Михайлович действительно оказался в стойбище чукчей, он не мог не оставить каких-то следов, если даже и там его окружают короткостриженые ребята в кожаных кухлянках. Я уже звонил Ярцеву, он обещал помочь.

– Ярцев? Кто это?

– Архивист. Мой приятель.

Юренев нетерпеливо забарабанил толстыми пальцами по столу:

– «Ахама, хама, хама». Ярцеву надо помочь. Дай мне его телефон, я свяжу его со спецслужбами.

– Не надо, – возразил я. – Не пугай человека.

– Как хочешь. – Юренев недовольно покачал головой. – Ну, ты нашел в именном указателе некоего Насона Козмина. И что? Кто он?

– Покрученник.

– Не дури нам головы. Что за дурацкая терминология?

– Иначе, соуженник, – пояснил я не без тайного злорадства. – Промышленник, на