Фрэнк Херберт - Создатели небес. Улей Хелльстрома Страница 44

— Сделали, я вижу, — сказала Рут. — Я подозревала это из тех слов, что ты говорил мне.

«Неужели она видит меня насквозь? — подумал Келексел. — Как она могла узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?»

Он скрыл свое замешательство пожатием плеч.

— Я желаю, чтобы ты умер, — сказала Рут. — Я хочу, чтобы ты умер!

Несмотря на усиливающееся воздействие Манипулятора, Рут чувствовала, как глубоко внутри нее разгорается гнев, еще далекий, но уже вполне различимый, бурлящий гнев, вызывающий желание вонзить ногти в непроницаемую кожу этого Чема.

Голос Рут прозвучал так спокойно и ровно, что Келексел едва не пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать их смысл. Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое оскорбление!

— Я — Чем! — воскликнул он. — Как смеешь ты говорить подобное Чему?

— Ты что, действительно не понимаешь? — спросила она в свою очередь.

— Я улыбался тебе, взял тебя к себе, — сказал он. — И вот как ты благодаришь меня?

Рут оглядела свою комнату-тюрьму, потом посмотрела на его лицо: серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, презрительно нахмуренные брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на стуле, и со своего места она могла видеть колышащиеся черные волосинки в его ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи.

— Мне почти жаль тебя, — сказала она.

Келексел проглотил слюну. «Жаль?» Ее реакция заставляла его нервничать. Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил, что свел их вместе. «Жаль?» Он медленно разжал пальцы, отмечая, что его ногти потемнели, приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении и очень скоро — после того, как Келексел воспроизвел себе подобного, в его организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может, поэтому она и пожалела его — из-за задержки с его омоложением? Нет, она не могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей.

«Задержка… задержка… почему я медлю?» — подумал Келексел.

Он удивился самому себе — своей решимости и храбрости. Он дошел до той точки, когда другие Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что сделал это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела. Никакой другой Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким, как Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да и разве способна она, бедняжка, понять это?

Он ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять это? Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он прибегает к услугам Омолаживателя, как только наступает в том необходимость. Да, этого никто не поймет.

Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но он не забыл ее слов. Она желала его смерти.

— Как бы мне тебе это объяснить? — сказала Рут. Она снова повернулась к репродьюсеру и начала настраивать его. Эта отвратительная машина, сделанная отвратительными Чемами, неожиданно показалась очень важной для нее. Самая важная для нее сейчас вещь, с помощью которой она могла показать, почему она испытывает такую лютую ненависть к нему.

— Смотри, — сказала она.

Куполообразная сцена репродьюсера показывала длинную комнату с высоким столом в одном конце, а противоположная часть, справа, огораживалась рядом скамеек со столами, за которыми сидели двенадцать туземцев, в разной мере напустивших на себя скучающий вид. Пространство у стен занимали греческие колонны, в пролетах между ними были видны панели из темного дерева и высокие окна. Утренний свет лился через эти окна. За высоким столом сидел толстый круглый человек в черной мантии, наклонивший вперед свою блестящую лысую голову.

Неожиданно Келексел узнал нескольких туземцев, сидевших за маленькими столами. Вон там приземистая фигура Джо Мерфи, отца Рут; и здесь же Бонделли, адвокат, которого он видел в сценах Фраффина, — узкое лицо, черные волосы, зачесанные назад. На стульях сразу за ограждением сидели оба знахаря, Уили и Фурлоу.

Фурлоу заинтересовал Келексела. Почему Рут выбрала эту сцену, где присутствовал этот туземец? Неужели правда то, что она собиралась выйти замуж за это существо?

— Это судья Гримм, — произнесла Рут, показывая на человека в черной мантии. — Я… ходила в школу с его дочерью. Вы знаете это? Я… бывала в его доме.

Услышав нотки страдания в ее голосе, Келексел подумал, не усилить ли ему воздействие Манипулятора, но потом решил не делать это — можно переборщить и подавить ее желание показывать эту сцену. Он вдруг понял, что чрезвычайно заинтригован тем, что делает Рут. Каковы же мотивы ее поведения?

— Человек с тростью, сидящий слева, за тем столом, Паре, окружной прокурор, — продолжала Рут. — Его жена и моя мать были членами одного и того же садоводческого клуба.

Келексел посмотрел на туземца, на которого она указала. У него был вид солидного и порядочного члена общества. Седые волосы металлического оттенка покрывали макушку его почти квадратной головы. Волосы почти прямой линией очерчивали его лоб и были подстрижены на висках. Выдававшийся вперед подбородок, чопорно поджатые губы и крупный прямой нос производили приятное впечатление. Густые темного цвета овалы бровей располагались над голубыми глазами. По краям глаза слегка были прищурены, что еще больше подчеркивали глубокие складки.

К столу рядом с его стулом была прислонена трость. Время от времени Паре поглаживал набалдашник.

Похоже, в этой комнате происходило что-то важное. Рут включила звук, и до них донеслись звуки покашливаний из дальних рядов зрителей, шуршание бумаг.

Келексел наклонился вперед, ухватился рукой за спинку кресла Рут, наблюдая за тем, как Фурлоу встал и направился к стулу рядом с высоким столом. Потом последовал короткий религиозный ритуал, включающий обещание говорить правду, и только правду, и ничего, кроме правды. Фурлоу уселся, а адвокат Бонделли остался стоять позади него.

Келексел внимательно посмотрел на Фурлоу: широкий лоб, темные волосы. Интересно, без Манипулятора кому бы отдала Рут предпочтение: ему или этому созданию? Казалось, что Фурлоу хочет спрятаться за этими темными очками. В нем ощущалось какое-то беспокойство — глаза его все время бегали, не задерживаясь ни на чем долго. И тут Келексел понял, что в этой сцене он избегает съемочных групп Фраффина. Он знает о Чемах! Конечно, знает! Ведь он иммунный!

Чувство служебного долга тут же вернулось к Келекселу. Он ощущал стыд и вину. И в ту же секунду понял, почему не обратился ни к одному из Омолаживателей этого корабля историй. Если бы он это сделал, то он бы уже никогда не выбрался из ловушки Фраффина. Он стал бы одним из них, такой же собственностью Фраффина, как и любой туземец этого мира. И пока он будет держаться подальше от Омолаживателей, понял Келексел, он будет чувствовать себя независимым от Фраффина. Впрочем, это был лишь вопрос времени…