Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский Страница 3

– Двести пятьдесят пять, – сообщил я.

Дальномер имел пятиметровую градацию шкалы, и им при всем желании невозможно было измерить дистанцию с точностью до метра. Ксюша, не отрывая взгляда от листьев над головой, потянулась к прицелу, и повернула барабан корректировки по вертикали на несколько щелчков. Затем она ненадолго прикрыла веки, заставляя зрачки расшириться, чтобы увеличить количество света, падающего на сетчатку. Комбинезон обтягивал ее фигуру, не скрывая, а скорее подчеркивая детали. Пользуясь тем, что она не видит меня, я не удержался и бросил взгляд на ее бедра. Сердце забилось чаще, и я отвел взгляд.

Ксюша подняла веки, перевернулась на живот, взяла винтовку, и приняла положение для стрельбы с колена, уперев цевье в камень. Полгода назад, как раз при взрыве гриба, ее простенькая оптика вышла из строя, теперь приходилось пользоваться обычным открытым прицелом, но она и с ним показывала чудеса. Она вдохнула полной грудью, вжала приклад в плечо, выдохнула наполовину, замерла, и потянула спуск. Ее движения при этом больше напоминали движении точного механизма, чем живого человека.

Мощно щелкнул винтовочный выстрел, раскатившись по лесу. Пуля до цели на такой дистанции летит четверть секунды, я успел прильнуть к камню, когда впереди ярко полыхнуло мощным взрывом. Мы с Ксюшей вжались в землю, и тут до нас докатилась ударная волна с грохотом взрыва вдогонку. Но высовываться было рано, осколки летят медленнее, чем звук, и нужно было дождаться, когда они с воем промчатся мимо нас.

И тут, прямо на моих глазах, Ксюша исчезла. Но я знал, что никакой мистики в этом нет. Просто панцирный патрульник с такой скоростью подтягивает к себе жертву, что человеческий глаз не всегда успевает это движение отследить. Видимо тот, которого мы подстрелили, был в лесу не один, и его собрат подкрался к нам сзади, пока Ксюша целилась, а я глядел на ее девичьи прелести, вместо того, чтобы, согласно тактическим правилам, озираться вокруг.

В общем, в случившемся я был виноват. И я чуть было не вскочил на ноги, чтобы кинуться на тварь с водолазным ножом. Хорошо, что не успел. Осколки плотного хитина, разогнанные взрывом гриба, с воем и жужжанием разорвали воздух над головой и вокруг меня. Пока хитин покоится в полости гриба, там мокро, поэтому за осколками оставались отчетливые паровые следы. Пять таких полос угодили в морду патрульника раньше, чем он успел раскрыть створчатую пасть. Один, видать, попал в нервный центр под панцирем, потому что тварь тут же отпрянула назад, села на рачью задницу, подогнула лапы и испустила дух.

– Якорь тебе в зад! – выругалась Ксюша, опутанная еще дергающимися щупальцами патрульника. – Какого дьявола ты по сторонам не смотришь?

Правду мне говорить не хотелось, я лишь опустил глаза.

– И долго я так буду лежать? – поинтересовалась Ксюша.

Я, наконец, чуть пришел в себя, бросился к ней, и перерезал щупальца.

– Вот он мне спину дернул, аж позвонки разошлись… – пожаловалась Ксюша. – Резкая тварь. Помоги подняться.

У меня похолодела спина. У патрульника достаточно силы и скорости, чтобы рывком сломать позвоночник и взрослому человеку.

– Ногами пошевели, – произнес я, чувствуя, как сел голос.

– Вот дурак! – Ксюша пошевелила ступнями.

Я наклонился к ней, она обняла меня за шею, и я помог ей встать.

– Поясница будет болеть, – пожаловалась она.

Ее винтовка отлетела довольно далеко в сторону, но ломаться в ней уже было нечему, к тому же лиственный покров как ковер, способен и не такой удар погасить.

– Извини, – произнес я.

– Да ладно. – Ксюша отмахнулась. – Опять на грудь пялился, когда я глаза закрыла?

– Нет… – честно ответил я.

– А куда?

Я снова опустил взгляд.

– Трудно с вами, пацанами, – вздохнула она. – Но и без вас тоже не очень. Скучно. А так веселья, хоть отбавляй.

Я ощутил, как наливаются жаром кончики моих ушей и щеки.

– Ты вообще в курсе, что я уже выбрала? – спросила Ксюша, повернувшись ко мне спиной.

Жар на моей коже сменился ледяным холодом. Я понял, о чем речь, но заподозрил, что она назовет другое имя. Не мое.

– В курсе? – с нажимом переспросила она.

– Нет, – выдавил я из себя.

– Ну, тогда я ставлю тебя в известность, – не оборачиваясь, продолжила она. – Во избежание подобных, и других последствий, чтобы ты успокоился, и не пялился на меня в неподходящее время, я тебе официально сообщаю, что я в тебя влюблена, и выбрала тебя в качестве пары. И через несколько лет я стану твоей женой, мы с тобой будем спать в одной постели, и делать все, что на тот момент разрешит Дохтер.

У меня в горле застрял ком такого размера, что не получалось сглотнуть.

– В общем, подожди немного, не торопи события, – добавила она, закидывая винтовку на плечо.

Но позвонки ей похоже, действительно дернуло не слабо, она скривилась, и опустила винтовку прикладом на землю.

– Я виноват, мне нести, – твердо заявил я, усиленно отгоняя в воображении роящиеся эротические фантазии.

– Не имею возражений. – Она оставила в руке винтовку, а на меня нагрузила рюкзак поверх моего ранца. – И если в бухте спокойно, будешь еще, в наказание, мне массаж спины делать.

«Ага, в наказание…», – Мне пришлось представить вкус кислючей незрелой ежевики, чтобы губы невольно не растянулись в улыбку.

Мы двинулись вниз по склону, уже не нарушая правил. Ксюша впереди, я сзади. Есть хотелось сильно, но дохлый патрульник, оставшийся позади, не вызывал аппетита не смотря на схожесть с крабом. Никто из нас никогда не ел мясо биотехов, и не собирался этого делать. И дело не в каких-то табу, и не в отравленном мясе. Просто все знали, что для повышения сообразительности тварей, при их создании, использовались гены человека, в числе прочих.

Лес становился все реже, но на открытых участках, куда солнечный свет попадал беспрепятственно, разрастался густой и колючий подлесок, состоящий местами из христова терновника, а местами из ежевики. Некоторые ягоды уже созрели и почернели, другие оставались красными. Мы с Ксюшей не удержались, устроили привал, и принялись собирать урожай, стараясь не пораниться о длинные колючие ветви. Не смотря на голод, я почти не ел, все собирал для Ксюши. После пары жменей сладких ягод она перестала дуться, и на ее лицо вернулась привычная улыбка.

– Сам поешь, – рассмеялась она. – Извинения приняты.

– Мне оно не поможет, – признался я. – Что есть, что нету. Мне бы рыбки свеженькой.

Мы двинулись дальше. Ксюша расходилась после рывка, уже не морщилась, и винтовку закинула на плечо. А у меня от ежевики ладони стали фиолетовые, как у Дохтера, после того, как он пытался сделать чернила для ведения дневника поселения.

За кустами христовой колючки открылось море. Ну, не само по себе, а длинная узкая бухта, уходящая строго на запад. Оба ее берега были холмистыми и извилистыми, и на этих холмах виднелись развалины древнего города. В небо, подобно гнилым зубам, торчали бетонные каркасы многоэтажных домов, обломки заводских труб, а некоторые дома даже не плохо сохранились. Те, что были подальше от моря.

Примерно в двух километрах от нас к западу, из воды торчали стальные мачты и надстройки затопленных кораблей. Собственно, они и обозначали, хотя и очень приблизительно, границу безопасной зоны. Их потопили биотехи, но другие корабли, находившиеся совсем близко к нам, по-прежнему стояли у причалов. Некоторые накренились от воды, попавшей в трюмы, но большинство стояло ровно, хотя на бортах и виднелись пятна ржавчины вдоль ватерлинии.

Такая странная сохранность кораблей объяснялась очень просто. В бухту впадала река, и опресняла всю акваторию восточнее затопленных кораблей. Биотехи не могли зайти дальше. Ну, если река полноводная, то не могли. А когда пересыхала, то заходили, но уцелевшие корабли не топили, потому что не чуяли внутри людей. Какой смысл подрываться попусту?

А вот в затопленных, кораблях, люди когда-то были. Мы иногда находили после шторма на берегу человеческие черепа. Впрочем, трагедия с неудавшейся крымской эвакуацией произошла очень давно, задолго до моего рождения, и даже до рождения Дохтера. И задолго до нашего появления в этих местах. А потом стало еще хуже, поскольку биотехи перестали различать своих