Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков Страница 3

В запальчивости Николай Осипович сболтнул, что сам видит подобные сны, то есть обладает таким же даром ясновидения. Но этим не ограничился, а весьма и весьма опрометчиво продемонстрировал свои, прямо скажем, крайне неординарные способности — взглядом поджег бумагу, взглядом сломал стрелку настенных часов, взглядом же заставил его, Баринова, сначала ощутить болевой шок, а затем впасть в состояние, близкое к эйфории пополам с просветлением.

И тут возникает интересный вопрос: что, эти, явно паранормальные способности обеспечивает ему именно «эффект Афанасьевой»?

Предположение интересное, но... опять как-то не стыкуется. В огороде бузина, в Киеве дядька.

Нет стыковки. Нет. А должна быть.

Вообще же рассуждать, думать, анализировать Баринов привык на ходу. И дома, и на работе он при этом прохаживался по кабинету, не сидел за столом и уж, разумеется, не отлеживал бока на тахте. Вот и сейчас он то и дело порывался подняться, хотя бы разок пробежать туда-сюда по палате, но каждый раз одергивал себя, опять же, следуя той самой игре, которую затеял с самого начала. Если здешнему персоналу известны его основные привычки и наклонности, то необходимо, временно конечно, от них отказаться. Пусть думают, что клиент серьезно выбит из колеи, полностью апатичен и настолько деморализован, что его поведение резко отличается от обычного. И что именно сейчас надо брать его, субчика, голыми руками... А он пока поразмышляет и в горизонтальном положении, от него не убудет...

Нет, не стыкуется, никак не стыкуется...

Стоп! Ну как же, как же! Как же он забыл, что именно самой Афанасьевой удалось сделать за секунду до смерти! Ведь собственными глазами он видел, как ползущий поперек шоссе тяжелогруженый грузовик вдруг дернулся и завалился направо, словно получив мощный удар в обращенный к ним бок...

Нет, лежать больше сил не было.

Баринов резко поднялся, неспешными шагами несколько раз промерил палату из угла в угол. Остановился перед темным окном, прижался лбом к прохладному стеклу, даже прикрыл глаза.

«Итак, в качестве рабочей гипотезы принимаем, что все дело в «эффекте Афанасьевой». Собственно, даже не в нем. Банник почему-то уверовал, что я либо разобрался в эффекте, либо очень близко подошел к его разгадке... И теперь предстоит решить такой вопрос: или я в переговорах с ним блефую — или придерживаюсь истины... Н-да-а, проблемка... Помнится, у какого-то американского фантаста есть рассказ «Честность — лучшая политика», так в нем герой, придерживаясь формально абсолютной правды, одерживает блистательную победу над жестокими и кровожадными пришельцами. Но это, черт его дери, в фантастическом рассказе...»

Он снова принялся прохаживаться из угла в угол хоть и одиночной, но просторной палаты-камеры.

Мягкий бестеневой свет внутристенного светильника настраивал на рабочий лад, а вот неестественная тишина раздражала и отвлекала. Мало, что извне не доносится ни звука, так и собственных шагов не слышно — босиком, да по упругому ковролину... Он попробовал насвистывать на ходу — стало еще хуже.

«А, ладно, чепуха! Как-нибудь, — отмахнулся он от перебивших размышления мыслей. — Будем считать, что я в сурдокамере, вроде космонавта...»

На середине комнаты его неожиданно шатнуло в сторону, потом в другую... Он сделал по инерции еще пару неровных шагов и удержался на ногах, упершись обеими руками в стену. В глазах темнело, мозг туманился, мышцы словно превращались в кисель — так резко и внезапно, вдруг, наваливался сон. Почти так же, как прошлый раз, однако сейчас добраться до тахты он при всем желании и напряжении сил уже бы не смог. Да и сил осталось только подумать: «Снотворное? Так я ничего не ел и не пил... Газ? Но запаха нет...» и не упасть, а мягко осесть на пол.

То, что уснул на полу, Баринов помнил отчетливо. И сам момент засыпания, и то, что ему предшествовало, в памяти отпечаталось четко.

Однако проснулся-то он на «своей» тахте!..

Ладно. Все проблемы, конечно, должны решаться по мере их возникновения, однако прежде необходимо привести себя в порядок.

Уже привычно он прошел в санузел, и на пороге даже присвистнул. Ведет он себя хорошо, правильно, и вот — заслужил! Здесь появилось большое банное полотенце, шампунь, мыло и мочалка. Но самое главное, на унитазной крышке аккуратной стопочкой выложены темно-синий тренировочный костюм из тонкой шерсти, трусы-плавки, майка и пара носков, рядом на полу стоят полукеды... Ну что ж, спасибо и на этом.

Игнорируя вентиляционные решетки, он с удовольствием поплескался под душем, досуха вытерся настоящим китайским махровым полотенцем... Эх, бритву бы еще!

Все, включая полукеды, оказалось нужных размеров. Все новое, только что без торговых ярлыков, качественное и солидное, не дешевый ширпотреб.

Ну что ж, события развиваются вполне логично, и в палате его должен ожидать завтрак.

Но вчерашнего — а точно ли вчерашнего? — столика в палате не оказалось. Кстати, и окно по-прежнему темное, ночное. Уж не сутки ли он проспал? Судя по тому, что голод вполне терпим, едва ли... Часов, естественно, нигде нет, сплошное безвременье.

Хорошо, будем ждать. Ждать и размышлять, уж этого-то у него пока не отняли.

Баринов сел на табуретку перед пустым столом, облокотился на столешницу. И машинально отметил — давешний томик Достоевского почему-то изъяли.

Эх, самое время для чашечки кофе!.. И сигаретку бы. И от рюмочки коньяка он бы не отказался. А лучше — стакан. Не граненый, а тонкий чайный — да «с мениском»...

Ни малейшего шороха он не слышал, но вдруг почувствовал, что за его спиной что-то изменилось. Медленно, очень медленно, сдерживая себя, он повернулся.

В полумраке дверного проема стоял человек, за спиной, по бокам, виднелись еще два силуэта.

По законам жанра положено было бы спросить, грубо так, по-хамски: «Ну, чего надо? Кто такие?», переслоив двумя-тремя матерками, и тем самым сразу же обострить ситуацию. Но, откровенно говоря, в первое мгновение Баринов растерялся — реакция на подобные штуки смолоду была замедленна, а спустя еще секунду такой демарш просто терял смысл. Потому что человек, переступив порог, остановился и вежливо склонил голову в полупоклоне.

— Здравствуйте, Павел Филиппович. Мы с вами были когда-то знакомы — Долгополов Валерий Иванович. Вы — выпускник, я — студент третьего курса, в один день делали свои сообщения на научно-практической конференции биофака МГУ. Может, помните?

Баринов секунду смотрел на него прищурясь, потом неопределенно кивнул.

— Ну и что?

— Да нет, ничего, — пожал плечами Долгополов. — Мне казалось, вам будет любопытно.

— Да, я любопытен, — усмехнувшись, согласился Баринов. — Поэтому у меня к вам два вопроса и одна просьба. Первый — где я