Джеймс Боллард - Бетонный остров Страница 28

пять фунтов

— Где лампа? Давай немного осветим этот маленький притон.

Чуть не сломав Джейн плечи, Мейтланд протиснулся в дверь темного подвала, сел на неприбранную постель и вытянул больную ногу, как замотанную в тряпье жердь. Через минуту он постучал костылем по полу:

— И разожги примус. Мне нужно кипятку. Ты меня помоешь.

Бросив испуганный взгляд на Мейтланда, Джейн взялась за работу. Из пятидесятигаллоновой кадки у лестницы она набрала в кастрюлю воды, накачала примус и зажгла огонь.

— Ты по-свински обошелся с этим старым придурком.

— Так было и задумано, — сказал Мейтланд. — Я не потерплю, чтобы какой-то старый бродяга и беглая психопатка ломали передо мной комедию.

— И все равно это было свинство. Похоже, ты настоящее дерьмо.

Мейтланд пропустил ее замечание мимо ушей. Его расчеты оправдались. Выступая в этой новой для себя агрессивной роли, он заставил девушку подчиниться. Он снял рубашку. Его руки и грудь были покрыты грязью и синяками.

— Тебе бы надо прибраться в комнате, — сказал он девушке. — Ведь у тебя здесь был выкидыш?

— При чем здесь это! — Она выпрямилась в негодовании, но, сделав над собой усилие, подавила гнев. — Хочешь сыграть на моем чувстве вины? Как я понимаю, такая у тебя теперь стратегия?

— Я рад, что это так очевидно.

— Да хватит уже. Мне и без того плохо, так что нечего расковыривать мои раны обоюдоострым мечом.

Мейтланд пнул ящик, внутри загремели банки.

— Мне нужно поесть — посмотрим, что у вас имеется. Кроме этой детской еды, которой ты меня пичкаешь. Я не собираюсь играть роль твоего ребенка.

Это ее задело.

— Так, по-твоему, я ради этого тебя здесь держу?

— Меня бы это не удивило. Я не смеюсь над твоими приступами сентиментальности, в других обстоятельствах они были бы очень кстати, но сейчас у меня другое на уме. Во-первых, во-вторых и в-третьих, я хочу отсюда выбраться.

Джейн скомкала его грязную рубашку. — Я тебе ее выстираю. Послушай, я вызову помощь — когда буду готова. Ты все время думаешь только о себе. Как ты не можешь понять, что у меня могут быть собственные проблемы?

— С полицией?

— Да! С полицией! — Она в ярости вытащила из-под кровати металлическое ведро и налила в него горячей воды.

— Что у тебя было? — спросил Мейтланд. — Наркотики, аборт — или ты сбежала из-под ареста? Джейн помолчала, опустив руки в воду.

— Догадливый, — тихо проговорила она. — Вы, наверное, здорово ведете свои дела, мистер Мейтланд, — но не личную жизнь, я полагаю. — И поникшим голосом добавила: — Я заняла денег. У друга мужа. Довольно крупную сумму. Вшивый ублюдок.

Она принялась намыливать покрытое синяками тело Мейтланда, а закончив с мытьем, отыскала косметическую бритву и побрила его. Он сидел на краю кровати, наслаждаясь прикосновениями ее маленьких рук, порхающих по коже, словно послушные птички. Мейтланда удивляло, что ему доставляет удовольствие хотя бы по пустякам унижать эту молодую женщину, играя на ее невнятном чувстве вины и смеясь над ней; он не ожидал от себя ничего подобного. Что же касается Проктора, то он унижал его преднамеренно. Он опустил старого бродягу самым грубым образом. Но его скотский поступок даже доставил ему некоторое удовольствие. Его порадовала эта яростная стычка — она вселила в него уверенность, что ему удастся подчинить себе этих двоих. Отчасти он мстил Проктору и молодой женщине, хотя прекрасно понимал, что, по какой-то парадоксальной логике, оба они получали удовлетворение от его оскорблений. Его агрессивность отвечала их ожиданиям, их не вполне осознанной самооценке. Сколько бы Мейтланд ни удивлялся наслаждению, которое доставляли ему его жестокие выходки, он совершал их намеренно. Полный решимости выжить любой ценой, он пользовался своей склонностью к жестокости точно так же, как раньше пользовался жалостью и презрением к себе. Главное — добиться господства над старым бродягой и этой своевольной молодой женщиной.

Он позволил Джейн себя вытереть. Ее руки, ловко обходившие болезненные места, утешили его и успокоили.

— А что твой отец? — спросил он. — Он не мог тебе помочь?

— Он мне больше не отец. Я о нем и не вспоминаю. — Она посмотрела на пробиравшиеся по лестнице солнечные лучи и сцепила руки, словно в масонском рукопожатии. — Самоубийство — это… внушаемое действие, и к тому же передается членам семьи. Когда кто-то из твоих родных доходит до той стадии, что не может убить себя сразу, а занимается этим пару лет — не торопясь, словно это важнее всего в его жизни, — то ты поневоле начинаешь смотреть на собственную жизнь его глазами. Иногда я боюсь за свои мозги.

Она встала.

— Давай-ка разденься, я вымою тебя всего. Потом поедим, и ты меня трахнешь.

После мытья Мейтланд лег на кровать, закутавшись в махровый халат Джейн. Он чувствовал себя посвежевшим и заново рожденным. Когда он стоял голый на лестнице, Джейн своими сильными руками мыла ему бедра и живот, смывая запекшуюся кровь и масляные пятна. Потом она занялась приготовлением скромного ужина, и он смотрел, как она снует по комнате, счастливая в этом домашнем уединении. Она достала курительный набор и свернула себе сигарету.

— Джейн, ты куришь слишком много гашиша…

— Это хорошо для секса…

Она затянулась. Когда они закончили ужин, комната была полна дыма. Впервые после прибытия на остров Мейтланд почувствовал себя комфортно. Джейн сняла юбку и легла на кровать рядом с ним, приклонив голову к нему на подушку. Она предложила ему неплотно набитую сигарету, но Мейтлан-ду уже и так было хорошо.

— Хорошо…— Она глубоко затянулась и взяла его за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше. Это может показаться странным, но сейчас мне совсем не хочется отсюда выбираться… Джейн, куда ты ходишь по ночам?

— Я работаю в клубе — то есть это не совсем клуб, но что-то вроде того. Иногда подцепляю кого-нибудь на автостраде. А что? Противно, да?

— Немного. А почему ты не устроишь свою жизнь? Завела бы себе кого-нибудь и начала бы все заново.

— Да ну тебя… Сам-то ты почему не устроишь свою жизнь? У тебя в сто раз больше заморочек. Жена, да еще эта врачиха… На самом деле ты и до аварии жил на острове.

Она повернулась к нему.

— Ну, мистер Мейтланд, пожалуй, мне лучше раздеться самой — вряд ли вы справитесь с этой работой.

Мейтланд неподвижно лежал рядом, положив руку ей на бедро. Пока она раздевалась, у нее ни с того ни с сего изменилось настроение. Живая улыбка погасла. Сознание своей наготы как будто отдалило ее от Мейтланда, словно включился какой-то защитный рефлекс. Она села на него верхом и коленями сдавила ему грудь. Мейтланд протянул руку, чтобы ее подбодрить, но она отползла, резко его осадив: